Дзюнъитиро Танидзаки

Кошка, Сёдзо и две женщины

перевод Е. Маевского

«Ёсико-сан, пожалуйста, простите меня. Я пишу Вам это письмо от имени Юки-тян, но на самом деле я не Юки-тян. Вы, конечно, догадываетесь, кто я такая. Едва вскрыв конверт, Вы сразу же всё поняли. „Так значит, это она“, — подумаете Вы брезгливо: как некрасиво писать под чужим именем. Но поймите меня правильно: если бы я написала на конверте своё настоящее имя, он, конечно, перехватил бы моё письмо. А я очень хочу, чтобы Вы его прочитали, вот и пришлось прибегнуть к такой уловке. И не беспокойтесь, пожалуйста: я не буду оскорблять Вас или пытаться разжалобить. На мою долю выпало много переживаний, и они закалили меня. Не думайте, что я всё время — плачу. Да, мне часто хочется плакать, мне бывает очень горько, но я твёрдо решила больше не думать об этом и жить как можно веселее. Судьба переменчива, когда и что с кем станется, нам знать не дано, так что глупо завидовать и злиться на чужое счастье.

Я, конечно, женщина необразованная, но я хорошо понимаю, что с моей стороны неучтиво обращаться к Вам непосредственно. Да и Цукамото-сан всё время говорит мне об этом. По ведь он ни за что не станет меня слушать, вот мне и не остаётся ничего другого, как обратиться со своей просьбой к Вам. Нет, нет. Вы не думайте, что просьба какая-нибудь особенная, ничего обременительного в ней нет. Я хочу от Вас только одного. Нет, не думайте, что я потребую вернуть мне его. Дело совсем пустяковое, сущая мелочь: мне нужна Лили. Цукамото-сан говорит, что он согласился бы отдать Лили, да Ёсико-сан не хочет. Скажите, Ёсико-сан, это действительно так? Неужели Вы будете против того, чтобы исполнилось моё одно-единственное желание? Ну подумайте, Ёсико-сан: я отдала Вам человека, который мне дороже жизни. Да что там, я покинула свой счастливый домашний очаг, который мы с этим человеком построили. Я не увезла с собой ни единой чашки, я даже не прошу, чтобы Вы вернули мне моё приданое. Ведь я ничего не требую. Прошу только об одном — отдайте мне Лили, хотя её присутствие будет скорее печальным воспоминанием, чем радостью. Вы унижали меня — я всё терпела. И в награду за это я всего-то и прошу — одну кошку. Неужто это чересчур дерзкая просьба? Для Вас она всего-навсего маленькая зверушка. Вам и дела до неё нет, а мне она так скрасила бы одиночество… Я не плакса, по порой бывает так тоскливо, а если бы рядом была Лилишка… Никого у меня нет, кроме кошки, ни единого человека. Что же, Вам непременно нужно и это у меня отнять? Неужели Вы такая бессердечная и Вам нисколечко не жаль несчастной, обездоленной женщины?

Нет, я знаю, Вы не такая. Это не Вы отказываетесь отдать мне Лили, это он, я уверена. Он очень любит Лилишку. Он всегда говорил: „С тобой я, пожалуй, и разошёлся бы, а вот с киской нет“. И как за стол садиться, и как спать ложиться — всегда она ему была милее, чем я. Но зачем же он не скажет прямо: не отдам, а ссылается на Вас? Пожалуйста, поразмыслите об этом… Он выгнал меня, нелюбимую, женился на Вас, на любимой. Ну так пока он жил со мной, Лили ему была нужна, а теперь, я так понимаю, только мешает. Или, может быть, ему и теперь плохо без Лилишки? Может быть, и теперь кошка ему дороже Вас? Впрочем, извините, я совсем не то хотела сказать… Нет, это, конечно же, глупость, такого быть не может; но что, если у него всё-таки совесть неспокойна, иначе зачем бы ему скрывать истинную причину и сваливать всю ответственность на Вас?.. Ах, что это я, ведь всё это меня уже не касается. Но будьте осторожны, глядите в оба, не то как бы он и Вас на кошку не променял. Я не хочу никого обидеть, я не о себе думаю, а о Вас. Постарайтесь поскорее разлучить его с Лили, а если он не согласится, не кажется ли Вам, что это подозрительно?..»

Держа в памяти каждое слово и каждую строчку этого письма, Ёсико как бы невзначай следит за Сёдзо и за Лили. Сёдзо не торопясь потягивает сакэ и закусывает маринованными ставридками. Отпив глоток, он ставит чашечку и зовёт: «Лили!», а сам ухватывает палочками ставридку и высоко поднимает её над столом. Лили стремглав бросается к нему и, став на задние лапы, а передние уперев в край низенького овального столика, неотрывно смотрит на тарелку с рыбой, напоминая не то посетителя у стойки бара, не то химеру Нотр-Дама. Лили мгновенно раздувает ноздри, устремив на лакомый кусочек свои большие, умные глаза, широко раскрытые и оттого совсем круглые, как у чем-то удивлённого человека. Однако Сёдзо не спешит бросать ей рыбку.

— А ну-ка! — говорит он и подносит ставридку к самому носу кошки, но затем отправляет её к себе в рот. Он высасывает из рыбы уксус и перекусывает твёрдые косточки. Теперь лакомство для киски готово, он снова подцепляет его палочками и водит ими туда-сюда. Лили отрывает передние лапы от столика и, прижав их к грудке, наподобие рук у привидения, неловко ходит на задних лапах вслед за лакомством. Наконец Сёдзо задерживает руку прямо у Лили над головой; она нацеливается и прыгает что есть сил, вытянув в прыжке передние лапы, чтобы вцепиться ими в рыбу. Мимо! Она тут же прыгает ещё раз. С каждой рыбкой эта игра продолжается минут пять, а то и десять.

Сёдзо готов играть так сколько угодно. Скормив очередную рыбку, он отпивает чуть-чуть сакэ, зовёт: «Лили!» — и всё начинается снова. Из дюжины ставридок, поданных к столу, сам он съедает всего три-четыре. Из остальных он только высасывает уксус, а самих рыбок отдаёт кошке.

— Ай, ай, больно же! Ах, чтоб тебя! — внезапно вскрикивает Сёдзо. Лили неожиданно вскочила ему на плечо и выпустила когти. — Слезай! Слезай, тебе говорят!

Идёт вторая половина сентября, дни уже не такие жаркие, но Сёдзо, не выносящий жары и потливый, как все толстяки, вынес столик на веранду, грязную от недавнего наводнения, и сидит в одной рубашке