Моему брату ДЭВИДУ КЭРРОЛЛУ, с самого начала помогавшему мне строить жизнь.

Представься мне такая возможность, то, вместо избитой «признательности», я бы отблагодарил следующим образом: экслибрисом из бетона и стекла — моего редактора и друга ПИТЕРА ЛЭЙВЕРИ за его доброе отношение и поддержку на протяжении многих лет пожизненным запасом «Нозерн Лайте».

САНДРУ НЬЮФЕЛЬДТ, великодушно подарившую мне некоторые из встречающихся в романе историй.

Мы не можем приблизиться к Небу ни на шаг. Перемещаться в вертикальном направлении не в наших силах.

Но, если долго смотреть в небеса, приходит Господь и забирает нас наверх. Ему-то нас легко поднять.

Симона Вейль[1]

Я предпочел бы создавать свою душу, нежели украшать ее…

Монтень[2]

В тот самый момент, когда снова позвонил Господь Бог, я как раз укусил длань, меня кормящую. Тряся укушенной левой рукой, Клэр сняла трубку. Спросив, кто звонит, она сделала большие глаза и со словами: «Опять твой Бог», — протянула трубку мне. Одна из ее шуточек. Султана звали Мохаммед, и, в некотором смысле, он действительно воплощал Господа Бога — для полутора миллионов жителей расположенной где-то в районе Персидского залива республики Сару.

— Алло, Гарри?

— Рад слышать ваш голос, сэр. Ответ по-прежнему отрицательный.

— Кстати, вы знаете представительство «Мерседес-Бенц», что на бульваре Сансет? Вот здание, которое мне по-настоящему нравится!

— Еще бы. Его проектировал Джо Фонтанилья[3]. Он работает в фирме «Нейдел и партнеры». Вот ему и звоните.

— О нем в «Тайм» не писали.

— Ваше Высочество, вы хотите прибегнуть к моим услугам исключительно потому, что меня угораздило попасть на обложку этого журнала. По мне, так это вовсе не лучший повод нанимать исполнителя миллиардного проекта.

— На прошлой неделе было объявлено, что Прицкеровской премии[4] за этот год удостоен некий американец по имени Гарри Радклифф. А ведь для архитектора она равнозначна Нобелевской.

— Снова вы об этой статейке…

— И еще мне страшно нравится кофейник, сделанный по вашему эскизу. Знаете что, Гарри? Приезжайте-ка ко мне в отель, я хочу подарить вам машину.

— Вы уже подарили мне машину, сэр. На прошлой неделе. Как это ни печально, но больше чем с одной мне просто не управиться. К тому же, ответ все равно будет нет. Я не проектирую музеи.

— А у меня здесь, между прочим, одна ваша знакомая. Фанни Невилл.

Тем временем, другая моя знакомая, Клэр Стенсфилд, повернувшись ко мне изящной обнаженной спиной, стояла у балконной двери и созерцала раскинувшийся внизу Лос-Анджелес.

Клэр — здесь, Фанни — у султана. Соль и перец на мои свежие раны, ей-Богу!

— И какими судьбами? — Я постарался сформулировать вопрос как можно более неопределенно, дабы у Клэр не возникло подозрений.

— Ну, я просто предложил вашей подружке взять у меня интервью.

Больше всего на свете Фанни Невилл обожает две вещи: власть и фантазию — хорошо бы и то, и другое сразу, но в крайнем случае может удовольствоваться чем-либо одним. Я воплощал для нее фантазию. Познакомились мы года два назад в Нью-Йорке, когда она брала у меня интервью для журнала «Искусство в Америке». Я умею давать неплохие интервью, вернее, умел до того, как у меня поехала крыша и я на некоторое время вообще выпал из жизни.

Теперь я вроде бы вернулся, но по-прежнему бездельничаю, переключаюсь с одной замечательной женщины на другую, которые, кстати, будто сговорившись, в один голос твердят, что мне пора оторвать задницу от стула и заняться чем-нибудь серьезным.

— А нельзя ли с ним поговорить?

— С ним? Вы хотите сказать — с Фанни? Прошу.

Наступила пауза, затем она взяла трубку:

— Привет. Ты у Клэр?

— Да.

— Не знаю почему, но мне от этого всегда становится как-то… уютно, что ли. Интересно, а когда ты звонишь ей от меня, у тебя такой же голос?

— Да.

— Сволочь ты, Гарри. Ты почему мне не сказал, что султан хочет, чтобы ты построил ему музей?

— Потому что я отказался.

— Но ведь ты принял от него машину.

— Ну и что? Это же подарок.

— Ага, подарок. В сорок тысяч долларов.

— Он только что посулил мне еще одну.

— Да уж, слышала… — Она фыркнула, как ворчливая старая дева. — Приедешь ко мне ужинать?

— Ага.

Клэр обернулась. На фоне яркого солнца, бьющего ей в спину, ее нагота была как-то незаметна. Подойдя ко мне, она сделала быстрое движение ножкой, и телефон замолк. Не сразу я сообразил, что она сделала — выдернула вилку из розетки.

— Еще наговоришься, когда будете трахаться.