Тата Акерман

По Арбатско-Покровской

— Алло! Я в метро, не могу говорить. Перезвоню, — отвечает по телефону мужской голос.

Мама Андрюши не успевает больше ничего сказать — тот цокает и бросает трубку, а затем толкает молодого паренька на быстро ползущем вниз эскалаторе. День не задался с самого утра: подгоревший омлет, промокшая обувь, недовольный начальник. Из-за придирок последнего пришлось задержаться на сорок минут и переделать отчёт… Теперь ещё и по телефону достают! Вот же ж!

Запах московского метро всегда успокаивал Андрюшу, и получше всяких сигарет, которые он опять купил в замызганном ларьке возле офиса, хотя ещё вчера клялся матери, что «честно-пречестно» бросил. Он так часто обманывает её. Слишком часто.

В последний раз вдыхая полюбившуюся смесь креозота и пыли, Андрюша сходит с уходящей под землю ступени и думает, что люди лгут чертовски много. Не столько друг другу, сколько самим себе. Люди жалеют о несделанном, убеждая себя, что так правильнее. Люди не делают то, что им нравится, потому что не уверены в себе. Люди боятся и не пытаются, отрицая, что у них есть шанс победить.

Мысли плотно сидят в уставшем мозгу младшего редактора, когда он разглядывает большую фреску на Киевской по Арбатско-Покровской линии. Останавливаться напротив неё стало чем-то вроде традиции, этакого ритуала. После работы, на пять минут, в течении почти семи лет. Это действие приносит странное умиротворение, особенно когда мужчина закрывает покрасневшие глаза под взоры угрюмых и любопытных прохожих, глубоко вдыхает и выдыхает медленно и шумно, пока вокруг его новеньких лакированных туфель собирается маленькая лужица дождевой воды. Разум будто очищается, а в светлых мраморных стенах родного метрополитена становится тепло. В любое время года. Если не телу, то душе. Всегда.

До определённого момента…

В вагоне удача улыбается Андрюше впервые за сегодня, когда он успевает занять свободное место: удивительно мало народу, однако. Оглядевшись по привычке и не обнаружив ни беременных женщин, ни пожилых людей, ни пассажиров с детьми, мужчина выуживает из кармана куртки клубок наушников и принимается старательно и максимально сосредоточенно их распутывать. Поезд трогается. Вставив цветные подушечки в уши, мужчина начинает лениво осматриваться вокруг, притопывая правой ногой и зонтом по очереди мимо ритма «Куклы колдуна».

Юноша напротив одет в армейскую форму и подстрижен под 0,3. Он улыбается и время от времени трогает мозолистыми руками румяные щёки. Должно быть, они уже побаливают, но его улыбка всё равно не сходит с лица, а порой и вовсе становится шире, когда обнимающая его за плечи девушка шепчет что-то на ухо и утыкается носиком в шею.

Соскучились, молодые — заключает Андрюша, и уголки его собственных губ невольно приподнимаются. Чуть-чуть совсем, но всё же заметно — понимает он, ловя на себе мягкий взгляд зелёных женских глаз, чья обладательница расстёгивает белую шубку. Кажется, из песца, — предполагает редактор, — Дороho, боhато. Но Смоленская остаётся позади, и он осознаёт, что ошибается, видя нашивку «антимехового марша» на её сумке, слегка потёртой и с виду довольно тяжёлой. В рыжих, мокрых от дождя волосах застрял крохотный пожелтевший листик, и Андрюша одним только метающимся туда-сюда взором намекает на это после того, как незнакомка ему подмигивает. Мило… Она непонимающе изгибает левую бровь — он пару раз похлопывает себя по макушке. Поезд доезжает до Арбатской, народу чуть прибавляется, и Андрюше приходится немного наклониться в сторону, чтобы узреть, как женщина наощупь находит листочек, как распахиваются её очи с густыми ресницами и как она начинает хихикать в ладонь. Мужчина отмечает отсутствие кольца на безымянном пальце и посмеивается в ответ. «Дурака и молнию» сменяет «Лесник».

Старушка с собакой заходят на Площади Революции. Она напоминает Андрюше мать — такая же хрупкая и сгорбленная, но невероятно дружелюбная и улыбчивая. Он обещает себе, что перезвонит ей, как только доберётся до пункта назначения, и незамедлительно уступает место. Бабушка рассыпается в благодарностях, Андрюша гладит полуслепую пушистую колли в наморднике, и судьбоносная толпа толкает его к незнакомке будто нарочно, когда музыка в наушниках останавливается.

Мужчина не верил в судьбу. Никогда. Считал и её, и гороскопы всякие, и видения выдумкой, забавой. Но при этом любил вместе с мамой смотреть подобные передачи по телевизору, с понедельника на четверг. Она готовила ужин, он ремонтировал старые часы. Ни Андрюша, ни Людмила Николаевна не помнили, а то и вовсе не знали, откуда их столько в доме. Самых разных: от советских будильников и настенных с кукушкой до современных цифровых и наручных. Как-то собралось с годами, видимо. Починка тоже успокаивала младшего редактора. Он даже как-то писал статьи на эту тему и публиковался в интернете, однако после нескольких отказов в журналах и газетах это дело было брошено. Андрюша думает, что тогда ему следовало быть увереннее в себе и развиваться дальше. Быть может, сейчас бы тогда он был на вершине.

Скрип колёс поезда слышен в вагоне. Незнакомку зовут Вера. Вера Егоровна. Так написано на именном бейдже директрисы, который она, по всей видимости, забыла снять. Андрюша делает этот вывод, когда видит её бледноватое, уставшее лицо, без малейшего намёка на макияж. Редактор любил естественную красоту. Любил он и когда девушки красятся. Не считал это женской обязанностью, чем-то необходимым. Ведь кристально ясно, что это личный выбор каждого человека. Если он делает то, что ему нравится, глупо судить его за это. Очень глупо.

Мальчик, лет десяти-двенадцати, вскакивает и хватает Андрюшу за руку весьма внезапно. Тянет за рукав, пока тот, удивлённый, оглядывается вокруг — короткостриженый паренёк на пару с возлюбленной показывают мальчишке поднятые вверх большие пальцы. Незнакомка вновь смеётся, когда он плюхается рядом с ней. Где-то рядом юнец даёт «пять» молодому человеку в камуфляже.

— Тяжёлый день? — с сочувствием и лёгкой, подбадривающей улыбкой интересуется Андрюша, с некоторой неловкостью сдвигая колени вместе и крепче сжимая деревянную ручку зонтика. Ладони вспотели или дождевая вода ещё не высохла? Он не может разобраться с этим вопросом, да и не особо хочет — эти уставшие, но какие-то озорные зелёные глаза заставляют его застыть.

— Неожиданно пасмурный, — говорит Вера, когда двери громко захлопываются, но Андрюша читает по губам, что исказились приветливо.

В вагоне слишком шумно для разговоров на полутоне, и мужчина убирает наушники обратно в карман, пока Вера печатает что-то в телефоне, а затем показывает написанное ему. Четыре простых слова: «снова забыла посмотреть прогноз». Он переводит взгляд с экрана на неё, и та