Трудно идти легко и непринужденно, если у тебя к животу примотаны скотчем пятьсот тысяч долларов. И еще труднее, когда вокруг шныряют подозрительные типы, готовые вцепиться в горло, заподозри они, какую огромную сумму ты несешь.

Человек, выбравший для себя боевое имя Абу Саид, пробирался по закоулкам «рынка контрабандистов», изо всех сил стараясь не ускорять шаг. Он уже почти добрался до места, но торопиться было нельзя. Торопиться — значит привлечь внимание. А внимание — это неприятности, чего он никак не мог себе позволить.

Владельцы магазинчиков стояли в дверях, прислонясь к косяку, курили, маленькими глотками пили чай. Он чувствовал на себе их взгляды, словно они изучали его ношу, оценивали его силу, решая, кто он — охотник или жертва. Инстинктивно он расправил плечи и поднял подбородок. Все это время его походка оставалась непринужденной, а лицо — спокойным, и ничего не изменилось бы, даже если бы они все вцепились в него.

Деньги были разделены на пятьдесят пачек — каждая по десять тысяч долларов — и тщательно упакованы в пленку. Острые углы пачек натирали и царапали кожу. Он находился в пути уже тридцать шесть часов. Грудь и спина болели, словно его хорошенько отходили плеткой. Только усилием воли, думая об операции, он заставлял себя двигаться дальше. Мысль о смерти неверных удваивала силы.

В четыре часа дня летнее солнце припекало в полную силу. На дороге ветер то поднимал, лениво закручивая, облака пыли, то снова отпускал их, и они тихо оседали. После короткой передышки базар потихоньку оживал. Под заметными издалека светящимися вывесками полки ломились от блоков сигарет «Данхилл», ноутбуков «Тошиба» и коробок с одеколоном от Пако Рабана — все это доставляли сушей из Афганистана, чтобы не платить налоги и пошлину. В других витринах были выставлены менее мирные товары — снайперские винтовки Калашникова, пистолеты кольт и мины «Клеймор». Если знать где, можно было раздобыть и гашиш, и героин, и даже рабов. «Если в мире и есть свободный рынок, — думал Саид, — то он здесь, на западной окраине Пешавара, через который проходит путь к перевалу Хайбер».

Остановившись купить кусочек стебля сахарного тростника, он незаметно оглянулся. Взгляд его бездонных темных глаз скользнул по улице, проверяя, нет ли кого подозрительного. Теперь, почти достигнув цели, он тем более не мог позволить себе расслабиться. Вряд ли «крестоносцам» известно, как он выглядит. И все же осторожность не помешает. В Пешаваре американского спецназа — как блох у бродячей собаки. Их легко узнать по солнцезащитным очкам «Окли», часам «Касио» и армейским ботинкам. Иногда они рискуют заходить даже сюда, на забытый пакистанским законом базар, где иностранцев не жалуют.

При мысли об американцах он презрительно ухмыльнулся. Скоро они поймут: им не скрыться от возмездия, которое испепелит их в самом сердце их же страны, ошпарит изнутри.

И на мгновение ему стало легче: боль ослабила хватку, когда он отдался сладкой страсти предвкушения мучительной гибели врага.

Довольный, что никто не висит на хвосте, он выплюнул изжеванный кусочек тростника и перешел неширокую дорогу. Со стороны Саид ничем не отличался от тысяч других местных жителей, которые зарабатывают себе на жизнь, курсируя между Пешаваром и афгано-пакистанской границей. Его шальвары и камиз — традиционные широченные штаны и длинная рубаха — от засохшего пота стали грязными и заскорузлыми. Черную чалму припорошила красноватая пыль пустыни. Борода причисляла его к самым что ни на есть правоверным, как, впрочем, и висевший на плече автомат Калашникова, и украшенный драгоценными камнями кинжал на поясе. Но Саид не был ни пакистанцем, ни пуштуном из южных провинций Афганистана, ни узбеком — из северных. Урожденный Майкл Кристиан Монтгомери из Лондона, Саид был внебрачным отпрыском больного раком британского офицера и малолетней египетской проститутки. Отец умер, когда Саид был совсем мальчишкой, оставив ему в наследство только изысканное английское произношение, и не более того. Не в силах заботиться о сыне, мать вернулась в Каир и отдала его в медресе, религиозную школу, где он получил мусульманское образование. Детство Саида было безжалостным и коротким. Естественным продолжением стали военные лагеря, там он усваивал веру оружия, заучивал поэзию жестокости и приносил жертвы на алтарь повстанческого движения. А оттуда он попал в районы боевых действий в Палестине, Чечне и Сербии.

Когда ему исполнилось двадцать, его подобрал Шейх.

В двадцать один Майкл Кристиан Монтгомери исчез. Вместо него появился принесший клятву верности Абу Мохаммед Саид, член экстремистской группировки «Аль-Хиджра».

Обойдя обоз из тележек, нагруженных корейскими тканями, тибетскими коврами и телевизорами «Панасоник» в заводской упаковке, он добрался до мечети Тикрам. Двери были открыты, внутри, в полутемном зале, несколько мужчин распростерлись на ковриках для молитвы. Он перевел взгляд на улицу. Боль снова хлестнула его. Однако теперь не от тяжелой и неудобной ноши. Ее породил страх: Саид не увидел нужный ему магазин. Наверное, где-то он все-таки свернул не туда. Заблудился.

Саид неистово вертел головой по сторонам. Не может быть. Он же у мечети Тикрам. При подготовке он смотрел фотографии, изучал карты. Отчаяние нахлынуло на него. Его ждут. Отсчет времени уже начался. Семь дней назад. От мысли о провале сводило живот.

В ужасе он пошел по улице. Прямо в ухо загудел автомобиль — громко, очень громко, но ему казалось, будто звук доносится из другой вселенной. Саид отпрыгнул в сторону, и мимо него прогрохотал старый автобус, драндулет, битком набитый людьми, — пассажиры свешивались из дверей, цеплялись даже за приваренное к крыше ограждение для багажа. Дальше идти нельзя. Но и вернуться тоже нельзя. Проклятье, что же делать?!

Неимоверная усталость немного отпустила, и он вдруг увидел: на черном фоне вывески ярко горели золотые буквы: «Ювелирный магазин Бхатии». Отчаяние испарилось, уступив место радости, засиявшей светом тысячи солнц.

— Слава Аллаху, Бог велик! — прошептал он с благоговением в сердце.

По обеим сторонам от двери стояло по охраннику с автоматом Калашникова наготове. Саид прошел мимо, даже не удостоив их взглядом. Охранники находились здесь не для защиты ювелирных изделий, но для защиты наличных — в основном долларов США — и золотых слитков. Подозрение могла вызвать репутация Бхатии как ювелира, но не как хаваладара. Файшан Бхатия уже давно служил местному контрабандистскому сообществу как агент по переводу денег. В этом регионе только у него можно было найти такую огромную сумму, какая требовалась Абу Саиду.

По-арабски «хавала» значит «переводить (деньги)». А на хинди — «доверять». Иными словами, в работу брокера-хаваладара входила доставка наличных из одного города в другой. Среди его клиентов были торговцы, желавшие переправить выручку от продажи товара на «рынке контрабандистов». Кому-то просто нужно было послать деньги домой, своим близким в Карачи, Дели или Дубай. И те и другие не желали связываться с бумажной волокитой и доверять свои кровные сомнительным пакистанским банкам. Хавала стала для них лучшей альтернативой. Скрытая от любопытных посторонних глаз, эта система отношений строилась на доверии и сложилась сотни лет назад — еще в те времена, когда арабские купцы шли Шелковым путем.