* * *

Я кричал, тянулся к нему, но не мог приблизиться ни на дюйм.

На запястьях наручники; я прикован к ржавой трубе, по которой ползают мокрицы. Очертания подвала едва различимы в свете тусклой лампочки. Она часто мигает – вот-вот потухнет, оставив нас троих в темноте.

Джером прикован к трубе напротив меня, но он не кричал, не вырывался, словно уже смирился с неизбежным. На его лице безграничное отчаяние: брови надломлены, рот испуганно приоткрыт. Он немигающим взглядом смотрел на Скэриэла, как будто боялся, что если моргнёт – тот исчезнет.

– Скэриэл! Пожалуйста! – испуганно крикнул я ему и затем обратился к металлической двери: – Пожалуйста, кто-нибудь! Он умирает! Помогите!

Скэриэл лежал между нами с ножом в груди. Кровь медленно окрашивала грязный пол. В тусклом свете она сделалась практически чёрной. Или мне это только казалось.

– Пожалуйста… – промолвил я куда-то в сторону. – Спасите его…

Слёзы заливали глаза. Запястья саднило там, где серебристый металл натирал кожу.

Я вновь посмотрел на Скэриэла. Он не двигался, не издавал ни звука. Чёрная рукоять ножа торчала из тела. Его руки были скованы наручниками за спиной. Он лежал как тряпичная кукла посреди грязного подвала. Я не видел его лица, спрятанного под тёмными волосами. Мне так хотелось дотянуться до него, заправить прядь за ухо – его любимый жест.

– Всё кончено, – вдруг тихо произнёс Джером и впервые за всё время нашего пребывания в подвале поднял на меня сочувствующий взгляд. – Это конец.

– Господин Готье.

Я обернулся и увидел нашу новую горничную. Девушка-полукровка, на вид не старше семнадцати лет – кажется, её звали Лора, – стояла в дверях гостиной, опустив взгляд и сцепив руки в замок. Мимоходом я отметил, что она чудесно выглядит в чёрном форменном платье до колен и белом переднике. Было заметно, что Лора нервничала – кажется, сегодня она впервые обратилась ко мне по имени, хотя жила в нашем доме уже около месяца. Небольшой срок, но комната в домике для прислуги ей досталась хорошая, ведь она приходилась племянницей Сильвии, нашей домоправительнице.

– Господин Уильям просит вас в свой кабинет.

Я ничего не ответил. Она кивнула, словно я что-то ей поручил, и тихо ушла, так и не подняв на меня взгляда.

Прежде я не интересовался, кто занимается покупками, оформляет гостиную к праздникам, – принимал как должное, что три этажа нашего дома и участок всегда в идеальном порядке, мои рубашки отглажены и висят в шкафу, дожидаясь своего часа, а в любое время дня и ночи я могу получить свежеиспечённый хлеб, горячий суп или говядину на гриле. И только недавно осознал, что вещи не самостоятельно возвращались на свои места после того, как Габриэлла, моя сестрёнка, раскидывала их во время игр; когда старший брат Гедеон в порыве гнева разносил половину дома (что случалось в последнее время довольно часто, особенно когда отцу приходилось надолго уезжать), спустя пару часов не по мановению волшебной палочки комнаты вновь обретали обычный вид. Лишь поведение непривычно тихой прислуги указывало на то, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Я слышал шёпот тут и там, но стоило мне войти в комнату, как они сразу замолкали и выглядели так, словно их поймали на продаже семейного фарфора.

Помню, как-то, когда мне было лет десять, из-за кошмара я проснулся рано утром. Пролежал полчаса и, не сумев уснуть, спустился вниз, чтобы выпить стакан воды, но на кухне внезапно столкнулся с Кэтрин и Фанни: сонные, они на автомате месили тесто для утреннего хлеба. Меня это удивило. Почему они не спят? Зачем готовят в такую рань? Мне довелось увидеть изнанку наших будней.

С тех пор я старался всегда наводить порядок в своей комнате, следить за чистотой, напоминать восьмилетней Габриэлле, чтобы она убирала за собой игрушки. А их, клянусь богом, было так много, словно мы целыми днями только и делали, что как безумные скупали содержимое магазинов игрушек. Детский хлам валялся и тут, и там. Все эти бесконечные куклы с их одеждой и домиками, плюшевые медведи, рассыпанные по углам пазлы, которые Габриэлла если и собрала бы в цельную картину, то только к старости. Но самое кошмарное – маленькие и острые детали от «Лего». С виду мягкий, светлый ковёр в комнате сестры больше походил на заминированное поле. Я бы не решился туда зайти ни за какие деньги. А вот Скэриэлу, моему лучшему другу, нравились игрушки Габриэллы: он с удовольствием пил с ней чай из детского сервиза в окружении мягких зайцев и слонов, что бывало, к счастью, нечасто. Иногда она, наслушавшись отца, с детской непосредственностью обрушивала на Скэриэла град вопросов:

– Скэриэл, а вы полукровка? Как Сильвия и Лора? Мой папа говорит, что в Октавии у полукровок никогда не было таких же прав, как у чистокровных. Все полукровки должны работать на чистокровных. А вы тоже работаете? Вы были на Запретных землях? Это очень плохое место.

Но если успокоить Габриэллу мне под силу, то остановить разгневанного Гедеона я не мог и не пытался. Во мне ещё говорил инстинкт самосохранения. Гедеон старше меня на четыре года, но судя по нашим отношениям – на все сорок. Всегда сдержанный и тактичный, брат был подобен вулкану, копившему недовольство долгие годы, а затем извергавшемуся мощно, опасно, неудержимо, так, что лучше сразу поднять белый флаг и капитулировать. Мне всегда было стыдно за его порывы уничтожить всё вокруг всякий раз, когда он не справлялся со своим гневом. Не знаю, что чувствовал брат, но после своих выходок он не покидал комнату несколько дней. А потом снова появлялся всеми уважаемый и порядочный Гедеон Хитклиф собственной персоной. И так до следующего срыва.

Сильвия вставала ни свет ни заря и руководила всеми слугами, отвечающими за работу по дому: несколько женщин были ответственны за уборку, Кэтрин и Фанни – за кухню. Новенькая Лора выполняла простые поручения, училась всему – возможно, в будущем, лет через двадцать, она займёт место своей тёти.

Моего водителя Кевина можно было назвать везунчиком. Он отвозил меня в лицей утром и забирал после обеда. Больше я никуда на машине не выезжал. Мне всегда было интересно, чем занимается Кевин в свободное время, но, хоть он возил меня вот уже который год, мы так ни разу нормально не поговорили. Я знал, что он общительный человек, потому что, бывало, слышал его задорный голос во дворе. Он частенько любил поболтать с остальным персоналом. Но я никогда не задавал вопросов, а он никогда не начинал разговор первым. Так и ездили каждый день в гробовой тишине.

Я отложил в сторону книгу, которую читал. Если быть честным, то последние десять минут рассеянно водил глазами по тексту. Отвлёкшись на свои мысли, я упустил нить повествования задолго до появления Лоры. Обычно я всё время проводил в своей комнате: читал книги, играл в приставку, доставшуюся путём долгих и упорных переговоров с отцом, и делал домашнее задание. Бывало, я с головой уходил в придуманный мир, переживал за персонажей игр, книг или фильмов, забывал о семье, да что уж там, забывал о том, что организму банально необходимо есть и спать, но, к счастью или нет, позволить себе такое я мог только на каникулах.