Николай РЫНДИЧ

БДИТЕЛЬНЫЙ ТУЗИК

*

Художник Ю. ЧЕРЕПАНОВ

© Издательство ЦК КПСС «Правда».

Библиотека Крокодила, 1987 г.

Дружеский шарж В. МОЧАЛОВА

Автор книжки рос тихим, мечтательным ребенком, нетерпимым к антиобщественным поступкам и несправедливости. Особенно его возмущало грубое обращение Бармалея с доктором Айболитом.

Автор решил лично встретиться с разбойником и пресечь его хулиганскую деятельность.

Для этого после окончания десяти классов он поступил в Московский судомеханический техникум и, получив диплом судового механика, отправился к берегам Африки на борту рыболовного траулера. Но встреча не состоялась. Перепуганный Бармалей скрылся где-то в глухих джунглях, а автор, не теряя времени, занялся ловом серебристого хека в водах Атлантики.

Вернувшись на Родину, Н. Рындич временно оставил в покое затравленного Бармалея и целиком обрушил свой сатирический запал на головотяпов, пьяниц, хапуг, разгильдяев и других антиобщественных элементов.

15 лет он проработал в отделе фельетонов газеты «Труд», окончив заочно факультет журналистики МГУ. За это время он предпринял еще одну попытку встретиться с Бармалеем, снова отправившись на рыбацком судне в качестве корреспондента «Труда» к берегам Африки. Но снова неудачно. Бармалей на встречу не явился, и автор вернулся из рейса с положительным очерком о рыбаках.

Пятый год он плодотворно трудится корреспондентом в редакции «Крокодила», а сейчас перед вами его первая книжка.

ДЕЛО-ТО ВЕДЬ КАКОЕ

Начнем со случайного и нелепого. Пожилая колхозница Екатерина Назаровна Иванова, развешивая на чердаке белье, наступила на подгнившую жердь. Очнулась на полу. Подняться самостоятельно не смогла. На дворе морозный январский вечер. До ближайшей больницы десять километров.

В дальних селах в снежную зиму главное в таких случаях — лошадь. Накинув платок, поспешила за помощью в правление колхоза мать пострадавшей, Матрена Романовна Иванова.

Дали Буланого с санями. Сказали: «Человека ищи сама». Человека — в смысле мужчину, умеющего держать вожжи. На селе такие не редкость, потому не без надежды пошла Иванова-старшая по домам. Постучалась в одну дверь. Впустили быстро, но долго всплескивали руками.

— Как же это так, Романовна? А? Да-а… Вот она, жизнь человеческая… Лошадь-то хоть дали? А чего к нам пришла? Ах, везти некому?! Ну, уж извиняй! Дело не шутейное — не свеклу перевозить! Тут опытный человек нужен!

У другой двери сказали примерно то же самое, только еще дали советы:

— Надо было поосторожней! Нельзя в такие годы по чердакам лазить…

В третьем доме, выслушав рассказ Ивановой, скорбно потерли поясницу:

— Помилосердствуй, Романовна! Дома-то ходить невмоготу! Ридаку-лит треклятый поедом ест…

Чуткость — чувство деликатное. Глубоко в сердце хранят его иногда. Как порой хранят на дне сундука брачное свидетельство дедушки.

Ну, а человек все-таки обнаружился: в лице школьника Вити Белова. Только отобрал у него вожжи отец («А ну марш домой, паршивец!»). Сам взялся отвезти.

…Увязая по грудь в снегу, Буланый дотащил сани до больницы. Врач определила ушиб. Но через месяц выяснилось: не ушиб — компрессионный перелом позвонка у больной. Получила она направление в райбольницу. Только сказали ей: «Машину ищи сама».

Пришла тогда Матрена Романовна к председателю колхоза Вертилову. Попросила машину. Просто попросила. Хотя и могла намекнуть на перекличку поколений. (38 лет без малого Ивановы в колхозе.)

Председатель выслушал, не отрываясь от бумаг.

— Все понимаю, Романовна, все! — вздохнул он, озабоченно роясь в накладных. — Но хочешь верь, хочешь нет — машину дать не могу… Попробуйте на попутных!

Здесь сталкиваемся с фактическим, но непостижимым. Человек, возглавляющий передовой в районе колхоз-миллионер, ежедневно решающий десятки хозяйственных вопросов, не смог обеспечить транспортом тяжелобольную женщину. Ему не стоило особого труда на крайний случай попросить машину в соседнем селе или просветить по телефону заблудших медиков, вынуждающих своего тяжелобольного пациента добираться до райцентра Туристическим методом.

Три дня «голосовала» Матрена Романовна у обочины. Шоферы грузовиков останавливались, слушали, сдвигали на глаза промасленные ушанки.

— Дело-то ведь какое, мамаша, — скребли они свои водительские затылки. — До райцентра полета километров… Знаешь. Дорога какая, тоже знаешь… Вдруг станет плохо больной в пути… Что тогда? Ведь затаскают потом!

Ушанки сдвигались на затылок, с треском захлопывались дверцы. Матрена Романовна оставалась на дороге одна. Крепко не везло ей. Пришлось снова идти к председателю. Вертилов, уронив на стол локти, встретил вошедшую страдальческими глазами:

— Грустно, Романовна, очень грустно быть свидетелем твоего ко мне недоверия! Я ведь тебе уже объяснил: нет машины…

Через полтора месяца, когда пошел первый автобус, добралась Екатерина Назаровна до больницы.

Сразу поднялось настроение: крепко взялись за нее врачи. Да и ждала, что из колхоза наведаются. Матери, конечно, не добраться, а уж из сельчан того гляди подъедет кто с лукошком яблок…

Возможно, что такие мысли в головах отдельных сельчан действительно возникали. Только недосуг им все было. Днем работа, а ввечеру каждый поспешал в свое подворье задать корм скоту, картошку перелопатить в погребе (да мало ли их, неизбывных