Посвящаю эту книгу Вики Делли-Куадри,

самой отважной женщине на свете.

И в память о докторе Кармине В. Делли-Куадри-младшем,

настоящем мужчине.

— Господь ниспошлет на вас страшную кару, недостойные сыны и дочери порока! — клеймил несчастных грешников звучный голос проповедника, кипящего от негодования, словно котел с расплавленной серой. Высокий и тощий как жердь, с головы до ног одетый в черное, священник театрально взмахнул перед собой потрепанной Библией и ткнул обличающим перстом в рябого от оспы сутенера и в его подопечную. — Покайтесь и получите прощение, ибо близится час Страшного Суда!

— Да катись ты отсюда со своими проповедями! — рявкнул уличный сводник, прямо из бутылки отхлебнув добрый глоток джина. В руках у недостойного грешника каким-то образом оказалось тухлое яйцо. Он запустил им в священника, но промазал.

Столь оживленная сцена не могла не привлечь внимание юного иностранца, который едва успел сойти с трапа корабля. Молодой человек остановился, опустил на землю свой саквояж и прислонился к стене портового склада, чтобы досмотреть это бесплатное представление до конца.

— Проваливай отсюда к своим монашкам! — дерзко вторила своему покровителю совсем молоденькая шлюшка.

— От твоего нытья уши вянут! Предложи-ка лучше покаяться Уилберфорсу и его святошам в парламенте! — добавил патлатый верзила в матросской робе. Не долго думая он схватил злополучного проповедника за грудки и поднял в воздух, как тряпичную куклу.

Откуда-то из-за спины молодого американца выскочила высокая женщина в грубом сером платье и накинулась на матроса. Она стала колотить здоровенного детину толстым молитвенником.

— Отпусти его сию же секунду, Джим Баркер! Он трудится во славу Господа!

— Не надо, Джосс, не лезь не в свое дело! — прохрипел полузадушенный священник.

Но его обидчик уже успел перенести свою ярость на женщину. Они сошлись в рукопашной. Не прошло и секунды, как женщина лишилась своих массивных очков с толстыми стеклами. Они отлетели куда-то в толпу. Зеваки разразились дружными воплями, будто услышали стартовый колокол на лошадиных бегах. Рев толпы перекрыл пронзительный звук свистка полицейского, но, несмотря на то, что от этого у многих заложило уши, никто и не подумал успокоиться. Джим Баркер схватил в охапку свою противницу и стал трясти ее, как мешок с отрубями.

Возмущенный столь грубым обращением с дамой — пусть даже она напала на матроса первой, — американец обошел растерянного священника и схватил обидчика за ворот засаленной робы. Детина переключил свое внимание на нового противника, но не успел, и охнуть, как левый кулак американца врезался в его мясистый нос. Матрос покачнулся и сделал шаг назад, как вдруг возбужденная толпа дружно подалась вперед, поглотив и его, и священника.

Американец оглянулся в поисках женщины — неужели и она тоже пропала? Но в ту же секунду увидел несчастную дурочку на земле, прямо под ногами у зевак. Она шарила рукой вокруг себя, стараясь нащупать пропавшие очки.

— Тебя же затопчут, чудачка! — Все еще ругаясь про себя, американец схватил незнакомку за талию и вытащил ее из толчеи.

Пока молодой человек старался выбраться из толпы, прижимая к себе свою ношу, с головы незнакомки слетела бесформенная шляпа, которая прикрывала расчесанные на прямой пробор тусклые темные волосы. Длинные пряди были кое-как заплетены в две косы и закреплены узлом на затылке. Сначала он принял ее за преданную супругу проповедника, но при ближайшем рассмотрении понял, что имеет дело с совсем юной особой.

— С самого дня творения свет не видывал такого гнусного, развратного типа, как ты! Не смей ко мне прикасаться, мерзавец! — Она никогда бы не подумала, что служивший долгое время в порту заплывший салом полицейский окажется таким проворным и мускулистым! Ее левая рука с зажатым в ней тяжелым молитвенником описала широкую дугу и угодила точнехонько в левый глаз мерзкому обидчику. Но уже через секунду он умудрился вырвать ее оригинальное оружие и отшвырнуть его в сторону.

Она вертелась и отбивалась как бешеная, не без сноровки пустив в ход свои длинные ноги, обутые в грубые башмаки с массивными деревянными подметками. Хряск! Одна нога с треском угодила мерзавцу по коленной чашечке. Воодушевленная его невнятными ругательствами, она извернулась, готовясь выцарапать обидчику его бесстыжие глаза. Все еще чертыхаясь, он опустил ее на землю, так и не позволив ей располосовать себе лицо.

— И у тебя еще поворачивается язык называть себя стражем порядка, Гарри Рексэм! Человек, облеченный саном, подвергся гнусному нападению, а ты в это время сражаешься с ни в чем не повинной беспомощной женщиной! Ну так знай, что я…

Вдруг раздался новый оглушительный свисток. Женщина растерянно захлопала глазами и попыталась прищуриться, чтобы разглядеть нависшего над ней незнакомца. Несмотря на то, что она отличалась чрезвычайно высоким ростом, этот человек оказался выше ее на добрых шесть дюймов.

— Вы… вы не констебль… не Гарри Рексэм? — растерянно пробормотала она.

— Насколько я знаю — нет, — сердито буркнул американец. Женщина, краснея от стыда, принялась шарить в объемной серой сумке. Это выглядело столь уморительно, что он чуть не расхохотался. Острая боль пронзила его правое колено, и тут же он подумал о том, что тощая приспешница уличного святоши наверняка навесила ему под глазом здоровенный фингал!

Тем временем лихорадочные поиски увенчались успехом, и женщина водрузила себе на нос запасную пару очков, с которой, видимо, никогда не расставалась. Проклиная про себя свою нежную кожу, на которой слишком хорошо был виден предательский румянец, она заправила за уши проволочные дужки, присмотрелась — и остолбенела от неожиданности.

— Вы… вы американец, верно? — В груди у нее стало так тесно, что каждое слово давалось ей с огромным трудом. — Ваш акцент…

До нее не сразу дошло, что ее поведение попросту неприлично. Но она ничего не могла с собой поделать и продолжала пялиться на незнакомца во все глаза. Его красота не уступала шику любого лондонского денди. Скорее напротив: ни один холеный светский красавец не мог сравниться с этим утонченным, изысканным лицом, излучавшим какую-то дикую, необузданную энергию и очарование. Густые волосы, отливавшие темным золотом, были немного длиннее, чем позволяла последняя мода. Они обрамляли мужественное загорелое лицо с глубоко посаженными проницательными темно-карими глазами. Безукоризненно прямой точеный нос и широкие, слегка приподнятые скулы придавали его облику некий восточный колорит. Единственное, что нарушало гармонию этого идеально вылепленного лица, — уродливый синяк, расплывшийся под левым глазом. Выразительные алые губы незнакомца сложились в очаровательную улыбку.

— Да, я американец. Только что прибыл сюда из Джорджии, из стойбища Коуэта, индейского племени мускоги. Александр Дэвид Блэкторн, к вашим услугам.