Как околдование полового соития, так и околдование чувства любви и ненависти лежит в околдовании воли. Любовное исступление или чрезвычайная любовь одного пола к другому может происходить из трех причин:

1) из простой зрительной неосторожности;

2) из-за искушения одним лишь дьяволом;

3) из-за околдования некромантами и ведьмами с помощью нечистого.

Если кто-либо спросит: «Петр бешено влюблен в ту или иную женщину. Как определить, какая из трех вышеуказанных причин повлекла за собой околдование Петра?» — то на это надо ответить: если ни увещания, ни удары, ни другие меры не способны отвратить человека от предмета его вожделений, если он отвращается от своей привлекательной жены и прилепляется к безобразной женщине, если он, несмотря на поздний час и на непогоду, бросает все и несется к посторонней женщине, то здесь мы можем, во всяком случае, видеть дело рук дьявола[1].

Дама А сняла очки, прикрыла утомлённые глаза рукой и надавила — так, что по внутренней стороне век поплыли фиолетовые пятна.

— Пожалуй, она заслуживает внимания.

Дама В напряжённо молчала, слегка склонив голову, будто на её затылке лежала чья-то холодная тяжёлая ладонь. Она знала, что древние портреты Основательниц бесстрастно наблюдают за происходящим. Ледяной бетон стен затянут тёплым бархатистым покрытием, система кондиционирования давно уничтожила затхлый сырой запах, но ощущение глубокого подземелья не исчезало ни на минуту. Здесь располагалось сердце её родного Ордена, но больше часа она не выдерживала, тревога принимала панические формы, приходилось перебираться на более высокие уровни. Эту особенность её психики знали и уважали, а потому дама А была немногословна:

— В её книге я нашла несколько начальных формул. Вряд ли кто-то знающий открыл их случайной девчонке. Значит, сама додумалась. Что ж, напишите ей, посмотрим.

Когда окна выходят на запад, очень трудно усидеть за работой на закате — косые лучи солнца забираются на середину комнаты, высвечивая облупившийся паркет и столбики пыли в воздухе, и всячески намекают, что там, на улице всё гораздо свежей и красивей. Но если просыпаешься после полудня, раскачиваешься пару часов, а потом наконец-то начинаешь заниматься делом, поддаваться на провокации нельзя. Разве что сделать небольшой перерыв на пару кусочков сыра.

Ольга только-только выбралась из-за компьютера, как он приветливо звякнул — почта пришла. Конечно, на свете нет ничего срочного (если не стоишь на пути самосвала, который выскакивает из-за поворота), любые новости могут подождать, пока ты ходишь перекусить. Всё, что могло произойти, уже произошло, а то, что ещё впереди, вряд ли получится предупредить, даже отказавшись от пищи. Но любопытство почти всегда сильнее голода, тем более Ольга ждала письма.

Нет, адрес отправителя оказался незнакомым.

Уважаемая Ольга!

Меня зовут Елизавета Рудина, я Ваша коллега и хотела бы выразить восхищение «Невестой», которую недавно прочитала…

(«Господи! Она! Мне!» Рудина была большим писателем, по-настоящему хорошим и к тому же знаменитым, и Ольга почувствовала себя польщенной.)

Поразительно, что это ваша первая книга — она кажется вполне зрелой и профессиональной. Разумеется, видны некоторые шероховатости, но язык очень хорош. Я хотела бы предложить Вам посетить один любопытный семинар. Наш Союз писателей устраивает нечто вроде курсов повышения квалификации для молодых и талантливых авторов. Начало в сентябре, продолжительность — два месяца, место проведения — Крым. Мастер-классы ведут известные современные литераторы.

Хочу добавить, что обучение, дорога и проживание бесплатны — мы заинтересованы в одарённых слушателях.

Жду ответа. Е.П. Рудина.

Ольга посидела минут десять, снова и снова перечитывая текст, а потом быстро написала ответ:

Здравствуйте, Елизавета Петровна!

Мне бесконечно важно Ваше мнение о моей деятельности, тем более такое лестное. И я очень хотела бы поехать на семинар.

К сожалению, дела мои таковы, что в сентябре — октябре необходимо находиться в Москве. Ужасно обидно, но я вынуждена отказаться. Может, в другой раз.

С уважением, Ольга.

Она отправила почту, выключила компьютер, прихватила мобильник и вышла из дома, как была, в домашних джинсах и майке с выцветшей надписью fuck-n-roll, которую переводила как «трахай и катись». Аппетит всё равно пропал, захотелось пройтись и подумать.

Заканчивалась вторая декада августа, но чуть полинявшее небо ещё оставалось ясным, дни — теплыми, только ночью холодало. Ольга брела к реке, до которой от дома минут десять быстрым шагом, а таким, как у неё, — пятнадцать.

До чего же нелепая ситуация: следовало бы мгновенно согласиться, а вместо этого она упускает потрясающий шанс ради каких-то сомнительных перспектив. Ольге нравилось писать книги… нет, не то слово — она становилась счастливой, работая. Однажды поняла, что счастье — это когда что-нибудь делаешь и у тебя всё получается. Не важно, складывать букву к букве или сделки заключать, но если в результате усилий что-то совпало, ожило и задвигалось, ощущаешь себя богом. Будто прикоснулся к схемам мироздания и что-то в них понял. И вот настоящие мастера её заметили и зовут поучиться, это ли не шанс?

Но в Москве было кое-что, точнее, кое-кто, с кем невыносимо расстаться на два месяца. Она бы извелась вся — слишком ненадёжны их отношения и слишком велика тоска.

«Вот ведь женщина, — думала Ольга, — её в космос отправляют, а она беспокоится, что скафандры несексуальны. Умная душа, глупое сердце: стремишься, стремишься куда-то, а потом из-за слабости всё летит под ноги мужчине. И не жалко, не жалко».

Она дошла до реки, села на ступени, ведущие к воде, и принялась рассеянно наблюдать за полоумным, видимо, пловцом, резвящимся в тёмных мутных волнах. Наплескавшись, купальщик полез на берег, но запутался в леске — другие городские безумцы, иной породы, сами в канал имени Москвы не лезли, но зачем-то пытались ловить его насквозь токсичных обитателей. На этот раз добыча оказалась агрессивней: рыхлый белокожий мужчина в глянцевитых чёрных трусах молодецки переломил поймавшую его удочку об колено. Уже через мгновение к нему огромными скачками несся рыбак, крича что-то нечленораздельное, и, не останавливаясь, впечатал в мокрое безволосое бедро мысок тяжелого болотного сапога. Преимущество явно было на стороне обутого бойца, но тут соотношение сил изменилось: от лавочки, стоящей в тени лип, к берегу побежали приятели купальщика, полностью экипированные — одетые и с пивом, правда, разлитым в пластиковые бутылки, не пригодные для войны. Стало шумно, Ольга встала и осмотрелась, ища место поспокойней. Солнце быстро опускалось за деревья, маленькие волны топорщились и спешили, на крутом каменном мостике какой-то другой, кроткий и упорный, рыбак утратил надежду на улов и стал собираться домой. Дождавшись, когда он уйдёт, Ольга перешла на его место, на «Мост искусств», который она так нарекла за бесполезность и красоту: он был выстроен кем-то вдоль реки, а не поперёк.