Расправив крылья, Шейд плыл над лесом. В лунном свете на голых ветвях деревьев блестели острые иглы сосулек. Упавшие стволы лежали под снегом, словно скелеты гигантских чудовищ. Потрескивала промерзшая древесина, то и дело Шейд слышал вдалеке громкий треск ломающихся и падающих веток.

Он дрожал от холода. Шейд летел уже несколько часов, но все еще не согрелся; пронизывающий ветер пробирал до костей. С тоской он подумал о других сереброкрылах, которые вернулись в Гибернаку-лум и уютно устроились там. Хотя их тела покрыты инеем, они все равно остаются теплыми в глубокой зимней спячке, которая продлится до весны. Они не захотели лететь с ним: слишком холодно, слишком опасно — так они говорили. «Пусть себе спят, — подумал Шейд, жмурясь от внезапного порыва ветра. — Просто они начисто лишены любопытства, у них нет тяги к приключениям».

Шейд стремился найти отца.

Но на этот раз он был не один. Рядом летело больше дюжины сереброкрылов. Вон скользит над ветками пихты Чинук, из озорства сбивая с них снег. Впереди летит Ариэль, мать Шейда, — она о чем-то разговаривает с Фридой, предводительницей их колонии. Еще в отряде был Икар, служивший им проводником. Шейд надеялся, что Икар знает дорогу. После всего, что ему пришлось пережить, Шейд был просто счастлив, что кто-то кроме него заинтересован в этом путешествии.

— Замерз? — услышал он рядом голос Марины.

— Я? — Он замотал головой, стараясь, чтобы она не услышала, как у него стучат зубы. — А ты?

Марина сморщила изящный маленький носик, словно его предположение вызывало смех.

— Нет. Но я уверена, что видела, как ты дрожишь.

— Тебе показалось, — буркнул Шейд и в ответ на ее недоверчивый взгляд добавил: — Конечно, твоя-то шерстка гораздо длиннее! И какая густая!

— Ну да, ведь я старше, — заметила она. Шейд что-то буркнул в ответ. Как будто она позволит ему об этом забыть!

— У златокрыло в вообще шерстка лучше, — прибавила она с деланным безразличием. — Вот так-то, Шейд.

— Неужели? — Шейд задохнулся от возмущения. — Длиннее — не значит лучше!

— Зато мне тепло, — сказала она с усмешкой. Он не мог удержаться, чтобы не усмехнуться в ответ. В их отряде только Марина не была сереброкрылом. Ее густая и яркая шерстка сияла в лунном свете. У нее были более узкие крылья и изящные, похожие на раковины ушки. Шейд встретил Марину осенью, когда отбился от колонии во время своей первой миграции. Она помогла ему добраться до Гибернакулума. Марина не раз приводила его в бешенство своими манерами всезнайки, но — и этого Шейд не мог отрицать — не раз спасала ему жизнь.

Пригоршня снега ударила ему в спину. Шейд резко поднял голову и увидел, как к нему с торжествующей ухмылкой спускается Чинук.

— Прости, Шейд, кажется, я попал в тебя?

— Я смотрю, тебе очень весело. — Шейд стряхнул снег, пока тот не начал таять. В Древесном Приюте, когда они были детенышами, — казалось, это было так давно, — Чинук обращал на него внимания не больше, чем на опавшую листву. В конце концов Чинук был многообещающий летун и охотник, а Шейд всего-навсего недомерок. Но теперь, после всех приключений Шейда, Чинук, видимо, решил, что с ним стоит разговаривать.

— Чинук, нельзя так обращаться с героем, — сказала Марина, весело поблескивая глазами.

Шейд насупился. Герой? Он вовсе не чувствовал себя героем. Конечно, пару ночей после возвращения в Гибернакулум сереброкрылы с интересом слушали его рассказы. Но потом все как-то само собой вошло в привычную колею. Он ел, пил и спал, как и все, и к нему стали относиться по-прежнему. Честно говоря, Шейд ожидал большего. Ну что еще надо совершить, чтобы завоевать хоть немного уважения? Он ускользнул от голубей, крыс, сов и каннибалов. Он карабкался по подземным туннелям и летел сквозь грозу. Он видел сверкающий свет дня!

А теперь в него кидают снегом.

С недовольной миной он следил, как Чинук пристраивается лететь рядом с Мариной. Чинуку нравится ее общество, это сразу видно. Последние несколько ночей он постоянно стремится лететь рядом с ней и днем устраивается неподалеку. Но самое удивительное, Марина, кажется, не замечает этого. Возможно, снежок должен был привлечь ее внимание, кипятился Шейд, и, кажется, это сработало. Взгляните, она еще улыбается! Иногда, издалека наблюдая за ними, он слышал, как Марина смеется в ответ на шутки Чинука — раньше Шейд никогда не слышал от нее такого звонкого смеха. С ним она никогда так не смеется. Это доводило его до бешенства. И как это Чинуку удалось сказать что-то настолько забавное? Он ведь не слишком остроумен. Может быть, они смеются над ним?

— Я все думаю об этих двух каннибалах, — сказал Чинук. — О Готе и Троббе.

— Ну и что? — проворчал Шейд.

— Мне кажется, я мог бы сразиться с ними. Шейд досадливо поморщился:

— Нет, Чинук. Они бы просто съели тебя. Сколько раз можно говорить одно и то же? А Чинук до сих пор верит, что сумел бы одолеть их.

— Они огромные, — в который раз сказал Шейд. Чинук беззаботно фыркнул:

— Какие огромные?

— Вот такие, — ехидно сказал Шейд и запел прямо в ухо Чинуку эхо-изображение Гота в стремительном рывке — оскаленная морда с двумя рядами острых зубов, с которых капает слюна, блестящие от пота трехфутовые крылья…

Чинук видел картину лишь долю секунды, но она была так ужасна, что он с криком бросился прочь и врезался в еловый сук, который осыпал его снегом.

— Это действительно было так уж необходимо? — сердито спросила Марина.

— Думаю, да.

— Хороший фокус, — проворчал Чинук, отряхивая снег с шерстки.

— Ты все еще собираешься драться с ними? — спросил Шейд.

— Ну, если бы они напали на Гибернакулум, мы бы дали им отпор. Ведь там тысячи летучих мышей.

— Нет, — сказала Марина. — Они бы дождались, когда вы уснете, и за зиму съели бы вас одного за другим. У них был такой план. Они действительно не по силам тебе, Чинук. Они гораздо крупнее.

— Главное — мускулы, а не жир, — гордо сказал Чинук. Он насупился при мысли, что может стать для кого-то пищей. — И все-таки, я мог бы….

— Ладно, они уже мертвы, так что проверить нельзя, — нетерпеливо сказал Шейд.

— Во всяком случае, Тробб мертв, — сказала Марина. — Мы точно видели, как он сгорел. Что касается Гота, мы видели только, как его ударило молнией.

— Вряд ли после этого он сумел выжить, — сказал Шейд и сам удивился горячности, которая прозвучала в его голосе, — ему так хотелось, чтобы это было правдой. Он ясно видел, как обугленное тело Гота падает сквозь тучу. Вряд ли ему когда-нибудь удастся забыть двух каннибалов, они неотступно преследовали его в снах. Ему снилось, как Гот прижимает его к земле, и Шейд словно наяву ощущал его зловонное дыхание, чувствовал, как тяжесть разламывает грудь. Потом Гот наклоняется и шепчет ему в ухо ужасные слова, которые Шейд никак не мог вспомнить, когда просыпался в сумерках.