На пристани кипела жизнь, как в растревоженном муравейнике. Сияли позолоченные носы кораблей, высились мачты, которые без парусов походили на скелеты, в спокойной воде покачивалось бесчисленное множество разнообразных судов. Много было военных кораблей, вернувшихся после войны с Голландией, их ремонтировали и чистили. Разошедшиеся швы и пробоины заливали кипящей смолой, скрепляли канатами и брезентом. Повсюду сновали моряки и грузчики, занятые разгрузкой ценностей, недавно захваченных в сражении. А на городской башне развевались «плененные» голландские флаги. Заметно было большое количество калек и раненых: одни, прихрамывая, бродили без цели, другие лежали на спине или сидели, протягивали руки, прося подаяния. На них мало кто обращал внимание: военным морякам не платили жалованья, и некоторые уже начали голодать.

Эмбер вышла из кареты и пошла по пристани между Темпестом и Иеремией, прикрывая ладонью глаза от жаркого солнца. Нищие тянули к ней руки, а некоторые моряки свистели вслед и отпускали соленые шутки, но Эмбер была слишком занята поисками Брюса, чтобы обращать на это внимание.

Вон он! Она бросилась бежать, и стук ее каблуков по мосткам заставил его обернуться.

– Брюс!

Сияющая, она подошла к нему, задыхаясь от бега, и ждала, что он поцелует ее. Но Брюс недовольно посмотрел на Эмбер, и она заметила, что лицо у него усталое и мокрое от пота.

– Какого черта ты явилась сюда? – Говоря эти слова, он зло поглядел на мужчин, пялившихся на Эмбер: из-под распахнувшегося плаща виднелось открытое платье из черного атласа, а в ушах и на пальцах сверкали изумруды.

Раздосадованная, обиженная его грубым тоном, Эмбер было рассердилась, но изможденный вид Брюса смягчил ее сердце. Эмбер с материнской заботливостью и тревогой посмотрела на него. Ей редко приходилось видеть его таким уставшим, и теперь ей захотелось обнять его, поцелуями снять раздражение и утомленность, любовь к Брюсу болью отозвалась в ее сердце.

– Я пришла увидеться с тобой, мой милый, – тихо ответила Эмбер. – Ты не рад?

Он слабо улыбнулся, будто устыдившись своего дурного настроения, и провел тыльной стороной ладони по влажному лбу.

– О, конечно, рад. – Он оглядел ее с нор до головы. – Ребенок уже родился?

– Да, маленькая девочка. Я назвала ее Сьюзен. О, – вспомнила она с чувством вины. – Сэмюэл умер.

– Да, я знаю. Услышал сегодня утром. Почему ты не уехала из города?

– Я ждала тебя.

– Не надо было – в Лондоне небезопасно. Где ребенок?

– Я отослала ее с Нэн и Теней в деревню. Мы тоже можем поехать… и соединиться с ними… – Она вопросительно взглянула на Брюса, опасаясь, что у него другие планы.

Карлтон взял ее за руку, и они двинулись к карете. По дороге он заговорил вполголоса:

– Эмбер, тебе нужно уехать отсюда. Тебе вообще не надо было приходить сюда. Корабли привезли чуму, понимаешь?

– О, это меня не тревожит. У меня есть бивень единорога.

Он печально усмехнулся:

– Бивень единорога… Бог ты мой! Рога обманутого мужа столь же целительны.

Они подошли к карете, и Брюс помог ей подняться. Потом он поставил ногу на ступеньку, наклонился вперед и очень тихо сказал:

– Ты должна как можно скорее уехать отсюда. Некоторые из моих людей больны чумой.

Эмбер ахнула от ужаса, но Брюс отрицательно покачал головой.

– Но, Брюс! – прошептала она. – Ведь ты можешь заразиться!

– Пока лишь три случая. Чумой были заражены захваченные нами голландские суда. Когда мы узнали об этом – мы потопили эти корабли вместе со всем экипажем, но трое из наших моряков все-таки заболели. Вчера вечером их убрали, и пока что новых случаев не было.

– О Брюс! Тебе нельзя оставаться здесь! Ты должен уйти, о дорогой мой, я так боюсь. У тебя нет амулета или чего-нибудь от чумы?

Не ответив на ее вопрос, Брюс бросил на Эмбер взгляд, полный досады и нетерпения.

– Я не могу уйти сейчас, не могу, пока все не будет разгружено и увезено на склад. Но тебе надо уйти. Ну, пожалуйста, Эмбер, послушайся меня. Ходят слухи, что ворота города собираются запереть и никого не выпускать. Уезжай, пока еще есть время.

Она упрямо поглядела на него:

– Я не уйду без тебя.

– Святой Боже, Эмбер, не будь же такой глупой! Мы увидимся где-нибудь потом, позднее.

– Я не боюсь чумы, я никогда не болею. Когда ты закончишь разгрузку?

– Не раньше вечера.

– Тогда я вернусь за тобой на закате. Нэн и ребенок сейчас в Данстейбле, и мы поедем к ним. Я больше не живу в Дэнджерфилд-Хаусе, я поселилась на Сент-Мартин Лейн.

– Поезжай туда, никуда не отлучайся и ни с кем не разговаривай.

Он повернулся, чтобы уйти. Эмбер взволнованно глядела ему вслед тоскливым, как у ребенка, взглядом. Он обернулся, улыбнулся ей, медленно и устало помахал рукой. Вскоре он исчез в толпе на причале.

Но Эмбер не стала сидеть дома, как велел ей Брюс.

Она знала, что Брюс скептически относится ко многому, во что она верила, в том числе и к бивню единорога. Прикрепив этот амулет под платьем, она чувствовала себя полностью защищенной, поэтому занялась подготовкой к ужину, ибо считала, что уехать из города можно и завтра утром. Угощения к ужину она заказала в «Блю Беллз», прекрасной французской таверне на Линкольнз Инн Филдз, потом вернулась и сама стала накрывать стол. Всю серебряную посуду Эмбер хранила у банкира Шадрака Ньюболда, но на кухне было достаточно утвари, чтобы красиво накрыть стол, и Эмбер целый час развлекалась, складывая салфетки в форме птичек. На дворе она набрала целую охапку роз, что вились по стенам и балконам, уложила цветы в большую вазу и поставила ее в столовой.

Эмбер с наслаждением занималась приготовлениями, стараясь не упустить какой-либо мелочи, в надежде, что Брюсу это понравится или вызовет у него улыбку. Она была почти благодарна чуме, ибо эпидемия означала, что несколько недель они проведут вместе, возможно даже несколько месяцев, а может быть, останутся вдвоем навсегда. Эмбер решила, что никогда у нее не было такого повода для счастья.

Последний час перед выходом из дома Эмбер провела за туалетным столиком: расчесывала волосы, полировала ногти, накладывала румяна – совсем чуть-чуть, – она не хотела видеть его насмешливую улыбку, от которой всегда чувствовала себя глупой и виноватой. Она стояла у окна и застегивала браслет, когда увидела, как из-за угла вышла похоронная процессия. Развевались знамена, торжественно двигались люди и лошади, и, несмотря на светлое время, были зажжены факелы. Эмбер быстро отвернулась, как бы отгоняя смерть, накинула плащ и стала спускаться по лестнице.