Моей сестре Патти, которая значит для меня больше, чем можно выразить словами.

Луизиана, 1837 год

— Идем, Ники. Мы зашли слишком далеко в болото.

Мишель, конечно же, была права, и некоторая неуверенность, с какой она произнесла тихим голосом несколько слов по-французски, ничуть не обманула Николь Сен-Клер.

Но день был такой чудесный, а она так устала от бесконечной вереницы подруг, которые, заслышав о ее приезде, считали своим долгом непременно навестить ее на плантации Кристофов — Ты напрасно нервничаешь, — с упреком сказала Ники — Это просто вредно для тебя.

Потянувшись, она поборола подступивший к горлу ком и глубоко вдохнула прохладный луизианский воздух.

— Бог мой! Какая же ты упрямица! — Мишель оглянулась, поднялась на цыпочки, вытянула шею, но все равно не смогла разглядеть оставшийся позади белый дом и усадьбу. — Все это мне не нравится. Тут полным-полно змей. К тому же я хочу сменить это старое платье.

Ники, стоявшая с другой стороны кустарника, улыбнулась Ее хорошенькое овальное лицо просияло. Подняв выразительные аквамариновые глаза, она напомнила подруге:

— — Повар сказал, что, если мы хотим, чтобы на ужин были пироги, надо принести два ведерка ягод.

Николь была небольшого, на несколько дюймов ниже, чем Мишель, роста, однако сложения не хрупкого. Высокая полная грудь, крутые бедра и узкая талия придавали ее фигуре соблазнительность.

— Ты иди вперед, а я чуточку задержусь и пойду за тобой.

— Я думаю, твоей маме это не понравится. — Мишель вновь осмотрелась кругом. Ее взгляд охватил извилистый заливчик Миссисипи, густой травяной ковер под ногами, высокий кипарис, который походил на часового, охраняющего это небольшое болотце посреди плантации. Она отогнала рукой назойливого комара, норовившего вцепиться ей в ухо. Почувствовав, что ее юбка зацепилась за кустарник, она подпрыгнула. — Я не должна оставлять тебя здесь одну.

Медные волосы Ники вынырнули из-за куста.

«Кто посмеет обидеть нас? В самом деле, кто? — подумала Ники. — Времена, конечно, трудные, но Кристофы остаются одной из богатейших семей в этих краях. С большим уважением относятся и к Сен-Клерам».

Мишель, все еще колеблясь, напомнила:

— Папа сказал, что к ужину должен приехать Длен Лефевр.

Упоминание о красивом юноше-французе не возымело на Николь никакого действия.

— Уступаю его тебе. Меня он не интересует.

— Почему?

— На мой вкус он слишком, как бы тебе сказать, угодливый. Вечно подлизывается да еще и надоедает своими дурацкими стишками. Если мне и понравится мужчина, то только отчаянно смелый. Такой, который буквально собьет меня с ног.

— Ты просто сумасшедшая, — заметила Мишель, однако затевать спор не стала. Таких упрямиц, как Николь Сен-Клер, она в жизни не видывала. Робкая по натуре, Мишель казалась полной противоположностью решительной и бесстрашной Ники.

Просто поразительно, что они были так дружны, — Ты уверена, что с тобой все будет в порядке? — спросила Мишель.

— Все будет в полном порядке.

Раздраженно сверкнув глазами, Мишель бросила последний взгляд на подругу, но увидела только ее чуть покачивающиеся бедра, обтянутые старой юбкой, которую та надела вместо своего желтого муслинового платья.

Мишель сердито свела брови, наморщив лоб, но я конце концов решила, что не будет больше ждать. Ники не уйдет, пока не соберет достаточно ягод, а Мишель так хочется принять ванну и подремать, что она больше не может противиться этому желанию.

Приподняв свои поношенные, чуть-чуть коротковатые юбки, Мишель отправилась домой, торопясь скинуть с себя старье и вновь облачиться в дорогие шелка.

Ники проводила Мишель взглядом, пока та не скрылась за холмом. Жаль, что они не видятся чаще, но они так далеко живут друг от друга, ибо плантация Кристофов «Зеленый берег» находится здесь, в Ла-Ронд на Миссисипи, а плантация Сен-Клеров — около Наполеонвиля, в Байю-Лафурш, поэтому и видятся всего несколько раз в году.

Мишель Кристоф была хорошей верной подругой. И все же, продолжая наполнять деревянное ведерко крупными и сочными ягодами ежевики, Ники радовалась, что может несколько минут понежиться одна под этим теплым весенним солнцем.

С довольным вздохом она подняла ветхие юбки и зашла глубже в кустарник. Не успела она сделать и нескольких шагов, как услышала в подлеске треск сломанной ветки, а затем грубый и резкий мужской смех. Ники замерла на месте. Совсем рядом от нее, за кустами, стояли двое мужчин в лохмотьях и с ухмылкой наблюдали, как неловко она движется в слишком просторной одежде, и тут же оба впились глазами в лодыжку, обнажившуюся над плотно облегающим ногу коричневым башмачком.

Опустив юбки, Ники посмотрела на них бестрепетным взглядом своих аквамариновых глаз. Обычно такой ее взгляд смущал людей.

— Что вам надо? — спросила она по-французски.

Они молча осклабились, и она повторила свой вопрос по-английски.

Мужчина повыше ростом изогнул косматую бровь, очевидно, удивленный, что она говорит на его родном языке без всякого акцента.

— Да мы просто бродим тут по соседству.

Когда он подошел ближе, Ники уловила запах виски и дешевого табака. Драная, заношенная одежда — рубаха и брюки — висела мешком на его исхудалом теле. Проведя шершавой ладонью по ее щеке, он улыбнулся, обнажив кривые желтые зубы.

Ники тут же почувствовала смутную тревогу.

— Вы не здешние, — сказала она, попятившись.

Второй мужчина, коренастый седеющий малый в полотняных бриджах и красной клетчатой рубахе сказал:

— Мы увидели, как ты со своей подругой-француженкой собираешь ягоды. Вот и решили подойти поздороваться.

— Эта земля принадлежит Кристофам. У вас нет никакого права тут находиться.

Высокий сдавленно хихикнул:

— Это не твое дело. Ты-то, черт побери, не принадлежишь к этой семейке. — Его глаза пристально прощупали сверху донизу заношенное голубое платье, слишком для нее просторное.

— А девчонка-то прехорошенькая, Честер!

«Держи себя в руках, будь начеку», — сказала она себе, начиная думать на привычном ей английском языке. Это были излюбленные выражения ее матери.

— С вашего позволения, джентльмены, я должна возвратиться домой. — Она хотела пройти мимо, но тот, кого звали Честером, схватил ее за руку.

— Никуда ты не пойдешь. — Резким быстрым движением Честер запустил пальцы за гофрированный вырез платья и разодрал его.

— Ах ты, сволочь! — Ники лягнула мужчину в костлявую ногу, но он не отпускал ее. Выругавшись сквозь зубы, с похотливой улыбкой он прижал ее к груди и свободной рукой обнял за талию.