Светлана Скиба

Алькар. Воскресшие тени

Говорят, когда ощущаешь дежавю – ты на своем пути,

Значит, девочка с лиловыми волосами на верной дороге.

Каждую ночь она видит один и тот же сон, слившийся в

Бесконечную фантасмагорию.

Говорят, что сон длиться всего несколько минут,

Но ей кажется, что проживает в нем целую вечность.

1

Черные тени подобно хищным воронам кружат вокруг одинокой фигуры, отчаянно размахивающей мечом. Они нападают скопом, подобно пираньям, норовя откусить свой кусок. Шипящие змеиные звуки вырываются из ртов – щелей, черные глазницы смотрят не мигая.

Воин заносит руку с мечом, но клинок со свистом проносится сквозь них. Это не люди. Они приближаются. Плотное кольцо смыкается, окутывая жертву черной пеленой. И снова меч разрезает воздух. Тщетно. Мертвенно бледные лица, напоминающие гротескные маски, искажает тошнотворная ухмылка. Тени вмиг расступаются, и появляется ОНА. Ее волосы цвета льна взвиваются, и воздух сотрясает крик, отчаянный рык умирающего зверя. Меч с лязгом падет к ногам воина, медленно оседающего наземь. Серая рубашка, озаряется алыми пятнами, сходящимися в одну большую рану. Его седые волосы отмеченные лиловой прядью постепенно погружаются в вязкую лужу крови. Воин последний раз смотрит в небо и умирает.

Тяжело дыша, Соня открыла глаза и вытерла россыпь капель пота с лица. Опять этот кошмар. Неужели до конца дней ей суждено лицезреть смерть своего дедушки?

Тик – так, тик-так, щелкали стрелки часов.

Будильник показывал три часа ночи. Тревожное состояние сопровождалось головной болью, слабостью и сухостью во рту. Казалось, что в горле простиралась удушающая пустыня, без малейшего намека на влагу. Соня встала с кровати и поплелась на кухню, мимо двери старшей сестры Лары, которая была плотно закрыта, особенно для нее. Лунный свет, струившийся через окна, тусклым холодным серебром освещал аккуратно убранные комнаты небольшой, но уютной квартиры. Налив из графина воду в стакан, Соня сделала несколько жадных глотков, будто стараясь смыть изнутри то, что увидела во сне.

– Снова кошмар?

В проеме двери стояла мама, потирая кончиками пальцев сонные глаза.

– Ага, – устало кивнула Соня, облокотившись на кухонную столешницу.

Сейчас начнется допрос. В последнее время мама взяла привычку яро оберегать свою младшую дочь как какую-то опасную преступницу или умалишенную. От ее заботы веяло снисходительным покровительством, что не могло не раздражать. Соня папина дочь и всегда была ею, с самого детства. Даже внешне она походила на него: русые волосы, худощавое телосложение, глаза цвета стали, чуть вздернутый нос. С чего вдруг мама решила окружить ее заботой? Конечно, Соня любила ее, но другой любовью, своей. Да и у мамы была любимицей не она, а старшая дочь. Лара – мамина гордость, занимающая первые места по художественной гимнастике и несколько лет подряд носившая титул самой красивой девочки в школе. К тому же, круглая отличница, идущая на золотую медаль, Лара – тот самый ребенок, кем хвалятся при встрече со старыми знакомыми и на кого возлагают большие надежды. Соня была другой.

– Тебе подогреть молоко? – участливо спросила мама, продолжая протирать заспанные глаза.

– Не надо, мам, – как можно мягче ответила Соня и быстро, во избежание дальнейших вопросов прошмыгнула в дверь.

Идти в свою комнату особого желания не было, поэтому она угнездилась в старое плетеное кресло-качалку, стоявшее в гостиной. Натянув плед, до подбородка, Соня закрыла глаза. Облупившийся от времени подлокотник из ивовой лозы, точно повторял изгиб лежащей на нем руки. Ее отец, Александр, очень любил это кресло, он мог часами сидеть в нем, размышляя о чем – то своем, находившемся за пределами этой комнаты. Маленькая Соня забиралась к нему на колени, и они говорили до самого утра или просто молчали. Это молчание не было тягостным, как бывает с чуждым сердцу человеком. Порой, такое молчание ценнее, чем самый длинный разговор. А еще в этом старом кресле не снились кошмары.

Проснувшись от сильного толчка, Соня едва не вылетела из кресла, благо успела вцепиться руками за подлокотники. Рядом стояла старшая сестра и давилась от смеха.

– Вставай, малявка, – бросила она, поправляя каштановые локоны, уложенные в замысловатую прическу.

– Ларочка, ты разбудила сестру? – послышался мамин голос из кухни.

– Конечно, мамочка.

Встретившись с суровым взглядом младшей сестры, Ларина бравада чуть поубавилась.

– Поторопись, милая. У тебя сегодня важный день. Все должно быть высоте, как обычно, – тараторила мама, вихрем влетев в комнату. – Ты с нами? – ее взгляд пробежал по затылку младшей дочери.

Соня отрицательно покачала головой.

– Ты ведь знаешь, мам, как я отношусь к этим глупым конкурсам…

По лицу женщины пробежала тень недовольства и искреннего недоумения.

– Не говори так! Это ведь конкурс «Очарование года», ты должна поддержать сестру!

– Вряд ли ей нужна моя поддержка.

Поглядывающая исподлобья Лара, в этот раз оказалась солидарна с ней, пояснив маме, что кислым лицам в зале не место. Пышные платья, рюши, блестки, наигранные улыбки и лицемерная радость за соперниц претили Соне.

– Удачи тебе, разочарование года, – пожелала она затылку старшей сестры, захлопывая за ней входную дверь.

Щелкнув двумя замками изнутри, Соня с разбега плюхнулась на диван и на всю громкость включила телевизор. Свобода… Она сделала глубокий вдох. Воздух теплым сиропом хлынул в легкие, будто до этого момента она и не дышала вовсе. Как же хорошо, когда никто не дышит в затылок, не указывает, что делать, не бесит своей кислой и надменной физиономией. С этими мыслями Соня направилась на кухню заварить кофе, хотя взбодриться ей уже помогла старшая сестра, едва не скинув с кресла.

Порывы теплого, но в то же время свежего воздуха настойчивыми волнами пробивались в настежь открытое окно, вздымая и без того беспокойную органзу.

Весна. Она во всем: в каждом лепестке сирени, что нарядными купами обрамляет старый двор, в набухших почках еще не пробудившихся от зимы деревьев, в лужах после проливного дождя с грозой, в стуке каблуков легких ботильонов, сменивших зимние сапоги, в мыслях, во взглядах. Соня втянула носом пьянящий майский воздух и отхлебнула из кружки горячий кофе с молоком. Протяжное скрипучее «мяу», доносившееся с улицы выдернуло ее из мимолетной нирваны и вернуло в крохотную кухню с противными желтыми обоями. Кислотно – розовые клематисы вальяжно раскинувшиеся на желтом фоне каждый день высокомерно взирали на Соню, портя ей аппетит.

К жалобному мяуканью прибавилось несколько участников и вскоре соло превратилось в душераздирающую какофонию звуков, с нотками бьющегося стекла. Она плотно закрыла