«Кто-то любит меня…»

Кто-то любит меня? если кто-то, раз кто-то

– пусть развалится до черноты потолок

потолок голубой, голубой аж до рвоты

кто-то любит меня

не сказать чтобы бог

и пока я стою в стороне от безликих подруг

и пока я фригидна, но лучше бы Фрида

я узнала что бог есть по сущности круг

остальное же в нём

остаётся сокрытым

кто-то любит меня потому что я ноль

и я ближе поэтому к вам, и мы с вами поржали

кто-то любит меня и во всём оставляет мне 'но'

и шукшински в париж провожает

кто-то любит меня: я без рук и без ног

я смотрю в потолок

и на нём всё прекрасно

кто-то любит меня может бог вряд ли бог

раз он любит меня

то надолго я здесь не останусь

<отторжениe отражения>

И чтобы чувства не раскраивать:

в начале мира было сло-

сказали не было цветаевой

и что европа это зло

сказали бог был тоже русским

затем чтоб всех предостеречь

и Осип зря тогда рехнулся

кидаясь в окна ради встреч

а чё ему сдались те встречи

Надежда, испеки пирог

пролей стакан и будет млечность

пролей себя и будет бог

<я>

чего страдать, я знаю стены

иди ко мне, снимай пальто

чего спасать, я знаю тело

никто не вечен, вечен кто

чего идти, останься там

где ты стоишь, пальто – на плечи

и если после пустота

то вечен кто

то каждый вечен

от этой вечности согнусь

снимай пальто и тело тоже

я вечен только тем, что пуст

а должен тем, что так похожи

до нас и после два пробела

/я в них свою оставил нежность/

я вечен тем, что сбросил тело

а должен тем, что я есть между

<я смотрю чтобы смотреть>

я смотрю как небо гаснет

я смотрю как пахнет газом

как на кухне воют трубы

может быть это сирены

не пойми меня превратно

почему нельзя как врубель

враз рехнуться безвозвратно

и потом лежать в сирени

слышу время ходит рядом

слышу нам страна не рада

тыщи лиц похожих очень

тем что выход обеспечен

переполнили вагоны

встрять чтоб долго

встрять чтоб прочно

и плевать что мир огромен

все выходят на конечной

<что>

а люди кончаются на покрывале

а я стою рядом но я же не ангел

я выплюну сердце и пусть продувает

дыру во мне ветер

Ломая фаланги

стою где то рядом всего ж где то рядом

и если я ангел (но я же не ангел)

обои покроются выгарью ада

и нас заметёт всех в сугроб высоченный

крылом и метлою, которою дворник

и нас заметёт и детей и качели

быть может сегодня а может во вторник

(себя разглядевши в разрезе продольном)

так вот что хранится у смерти в подоле

<вот только>

а раз друг на друга похожи все люди

то их ненавидеть окажется проще

давай же так просто без всяких прелюдий

повесимся в роще

по нам будет видно что бога там нету

но всем проходящим особенно детям

мы скажем что пылью б носились по свету

вот только – бессмертье

«Ты кожу свою выверни…»

ты кожу свою выверни и тайны свои выдай

и стань для справедливости невидящей фемидой

чего мне эти люди раз смысл не в людя́х

пускай их маркетологи до звеньев разглядят

следами с кем-то меряться но снег тогда на что

вот если б век спустя нас кто-нибудь нашёл

никто нас не найдёт от холода дрожа

ведь это только кажется что след навечно вжат

"навечно" в книги кануло – и затерялось там

как в трубку телефонную кричавший мандельштам

<даже после будет вновь>

Смерть забыв и оставив под грунтом тело,

будет блок воспевать фонари метелью

и снежинки теплить, только губы – сини

а пробиться сквозь холод и он бессилен.

Бога – нет, блока – нет, есть стихи и стены,

для которых все люди не больше тени;

Есть исход для живых, но исход – летальный:

блок стоит весь в снегу, только снег не тает:

тает блок, обращается сгустком смерти

хорошо бы последний фонарь воспеть и

стать его непосредственным продолженьем

думал блок, но остался как предложенье

«Как прекрасно…»

Как прекрасно жить с открытыми глазами,

если б люди в души залезали

прыгали в костры чужих агоний

только люди прыгают в вагоны

жить прекрасно, что ж до "умереть"

это надо каждому уметь

<музыка ветра>

На свете горя нет

я завернувшись в плед

считаю дни до бездны

в которой мы уместны

в которой нас погладят

не только кармы ради

не скажут нам: не смейте

такое – и о смерти

я ж знаю, что веками

все те, кто мотыльками

вот так с собой покончив

висят на млечном скотче

«Я прохожу и…»

я прохожу и вижу спины

спина как зеркало души

вон мальчик крутит в пальцах спиннер

и шар земной его кружит

и бродский также проходил тут

скрывая спину под пальто

он умер и его простили

теперь он чей-то книжный том

теперь он кто

и смертью признан

и если на него стучат

то это