Сергей Мельников

Не Боги

Под тиканье часов, под перезвон колоколов, под дребезг стёкол трамвая Он потянул край одеяла. Коснулся шершавыми губами маленькой ямки в окружении выгоревших до прозрачности волосков. Отросшая щетина кольнула нежную кожу, уютно смятую со сна. Она потянулась, выгнулась, пустила крепкую руку под спину.

— Доброе утро, — сказал Он, улыбаясь в Её пушок.

— Доброе утро, — сказала Она, зарываясь в Его ёжик.

— Мне слишком хорошо с тобой, — сказала Она, гладя Его плечи.

— Это как? — удивился Он.

— Это как расшитая узорами петля. Как отравленный, но восхитительно вкусный кофе.

— Я тебя не понимаю, прости, я не очень умный, — пожал плечами Он и поцеловал родинку под левой грудью.

— Ты душишь меня своей любовью. — Она перехватила его руку и прижалась щекой к сбитым костяшкам. — Я задыхаюсь от неё и скоро задохнусь совсем.

— Мне уйти? — Его сморщенный лоб и грустные глаза в ложбинке между холмиками её груди были так комичны, что Она прыснула.

— Не смотри на меня! — Она вжала Его голову в солнечное сплетение, туда, куда больнее всего бьют. — Я неумытая и ненакрашенная!

— Я больше всего на свете люблю смотреть на тебя, неумытую и не накрашенную, — прогудел Он ей в живот. — Я бы сам не давал тебе умываться и краситься, но ты отказываешься выходить такой из дома. Так мне уйти? Я не хочу, чтобы ты задыхалась.

— Ты всё равно не сможешь. И я не смогу. Это безнадёжно.

— И что делать?

Она округлила глаза и сказала зловещим шёпотом:

— Смотреть завороженно и не отрываясь, как я умираю.

— Хорошо, — сказал Он. — Сделаю кофе.

Пока Он варил кофе, Она положила на лицо подушку и училась дышать сквозь неё. Получалось плохо. Совсем не получалось.

***

Полгода назад Он шёл с тренировки, а Она лежала на обочине дороги. Сначала, как куча мусора, потом как бомж, потом как алкашка, потом Он увидел тонкие красивые ноги в порванных чулках и понял, что думал неправильно. Он всё же свернул. Она лежала молча, пока Он, сидя на корточках, искал у неё пульс, а как только достал телефон, захрипела, прокашлялась, тугая струйка слюны с кровью потянулась в траву под Её лицом.

— Не в полицию, — прохрипела Она.

— Что? — не понял Он.

— Не звони в полицию, — повторила Она, — и в скорую не звони. Пожалуйста.

Силы кончились, Она уткнулась в траву лбом и замолчала.

Он быстро ощупал её тело, и в этом не было ничего сексуального. Он знал толк в травмах. Она хрипло дышала и не обращала внимания на его умелые пальцы, бегающие по телу.

— Алкашня, — радостно сплюнула проходившая мимо бабка, давно сменявшая свою жизнь на чужие.

Ему было плевать. Он закинул сумку с мокрой от пота формой за спину и поднял Её на руки. Она застонала и обхватила Его за шею, доверчиво ткнувшись лбом.

В их первое утро Он собрал раскладушку на кухне, сварил кофе. Хотел принять душ, но побоялся Её разбудить. Он осторожно приоткрыл дверь в комнату. Она лежала на спине, отвернув голову к окну, и Её разбитое лицо было Ему не видно. Он взял кофе, одну чашку, только Ей, и тарелку с бутербродами: подноса у Него не было. Подошёл на цыпочках, а Она схватила подушку и закрыла ей лицо.

— Не смотри на меня, — сказала Она сквозь файбер. — Я уродина.

— Ты не сможешь пить кофе через подушку, — спокойно ответил Он.

— Поставь кофе и уйди, пожалуйста, — попросила Она.

— Зачем? В скорую ты запретила звонить, значит мне надо осмотреть твои раны.

— Да бли-ин, — простонала Она, но подушку убрала. Она лежала, зажмурившись, и закусив целую часть разбитой губы. Левый глаз полностью заплыл, на щеке чернела борозда запёкшейся крови. Он смотрел на неё, а видел мужской кулак с печаткой, врезающийся в лицо хорошенькой молодой девушки.

— Открой глаза, — сказал Он.

Один глаз, большой, цвета выжженного летнего неба, посмотрел на Него. Второй спрятался за разбухшими багровыми веками.

— Видишь меня обоими глазами? — спросил Он.

Она кивнула.

— Открой рот.

Все зубы были на месте.

— Высунь язык.

Слева язык был сильно прикушен, но ничего опасного.

— Ну что, доктор, жить буду?

Смотрит куда-то в потолок, чтобы не встречаться с Ним взглядом и давит из себя шутки, как засохшую пасту из тюбика.

"Смешная", — подумал Он — "И терпеливая… И очень красивая"

Когда зажили её губы, Он узнал, что Она очень любит говорить. Когда открылся второй глаз, оказалось, что он такой же красивый, как и первый. И ещё до того, как зажили синяки на Её теле, Она вошла ночью на кухню и залезла к Нему под одеяло. Утром Он вытащил остатки раскладушки на помойку, а новую покупать не стал, она больше им не нужна.

Она говорила без остановки, и Ему никогда не надоедало её слушать, но стоило спросить у Неё, как Она оказалась избитой на обочине дороги, наступала тишина, а Он почему-то больше не любил тишину.

***

Квартира, где нет Её, и где нет Её совсем — не одно и то же. Он пришёл с тренировки и понял, что Она ушла. Не в гости, не в магазин, не в кафе с подружкой, а совсем. Постель пахла Ей, но не было одной из его сумок, одежды, которую он купил Ей, косметики и духов. Не было телефона, не было записки, не было жизни, к которой он уже привык.

Он не видел Её документов, и не был уверен, что знает, как Её зовут. Набрал номер, чтобы узнать, что Она не в зоне. Не в зоне, а где? Он сидел на кухне, мешая ложкой холодный чай, и смотрел в своё отражение в чёрном стекле. Отражение подавленно молчало.

Завибрировал незнакомым номером телефон в кармане.

— Алё, ты меня слышишь? — сказал кто-то заплетающимся голосом. Гремело жёсткое техно и слышал Он с трудом.

— Да, говори!

— Можешь её забрать? Бли-ин… Ща… — Он услышал свист и хлопки ладони. — Ма-альчик, повтори.

— Где забрать? — крикнул он.

— Не кричи, я не глухая. — Голос с хлюпаньем втянул что-то жидкое и икнул. — Ты кто? — спросил голос.

Рядом кто-то закричал: "Опа-опа-опа-па".

— Я кто? Ты мне позвонила, — терпеливо объяснил Он, — попросила Её забрать. Где Она?

— А-а-а. Мы тут тусим.

— Здорово. Теперь скажи, где находится "тут".

— Где? — голос постоянно терял нить разговора, а музыка перекрывала его. Он терпел, больше всего на свете Он боялся спугнуть эту незнакомую