окружении выгоревших до прозрачности волос. Он очень любит её целовать. Когда-то, чуть больше двадцати лет назад, эта ямка соединяла Её с мамой, которую Он никогда не видел. Тогда Она плавала в её животе, свернувшись так же, как сейчас. Так сворачиваются ежи и броненосцы. Так сворачиваются все, кто слаб и хочет спастись. Так свернулась сейчас на заднем сидении Она, будто и нет Его рядом: сильного, крепкого, не очень умного, но надёжного.

***

Праща медленно проходила нижнюю точку.

Он стоял с подносом, на нём — две чашки кофе и тарелка с бутербродами. Она лежала, отвернувшись к окну.

— Кофе будешь?

— Поставь на столик.

Он сел на край и положил руку на её бедро.

— Не смотри на меня, — сказала Она сквозь надутые губы.

— Не могу, — ответил Он. — Тебе плохо?

— А сам как думаешь?

— Чего тебе не хватает?

Она повернулась. Левый глаз заплыл, губы разбиты, на этот раз сильнее. К шраму на щеке добавится шрам от нижней губы до подбородка.

— Жизни, но ты всё равно не поймёшь.

— Я стараюсь, — спокойно сказал Он. Спокойно, потому что не хотел ни обид, ни скандалов. — Тебе нравится, когда тебя бьют? Ты хотела бы, чтобы я тебя бил?

— Бил? — Она посмотрела на него с презрением. — Ты не сможешь, у тебя не получится. Ты жалок в своей жалости.

— А он крут, когда избивает до полусмерти того, кто не может ответить?

Злость ушла, губы ослабли, глаза опустились вниз.

— Зачем ты со мной?

— Потому что не могу без тебя.

— Ты ведь жил раньше…

— Не надо было валяться у меня на дороге.

Она провела пальцами по Его плечу, вздувшемуся бицепсу. Она любила Его тело, но совершенно не понимала Его душу.

— Я тебя не знаю, и поэтому боюсь больше, чем Никиту, — тихо сказала Она.

— У тебя вся жизнь впереди, — ответил Он. — Сварить кофе?

Она кивнула, он коснулся шершавыми губами маленькой ямки с красивым завитком и ушёл на кухню.

***

Они не Боги, и у них есть имена. Просто зачем они вам? Да и много их, имён, никакого места не хватит. Пусть будут просто Он и Она, с большой буквы.