Эта мрачная и запутанная история, в общем, закончилась для меня вполне благополучно, хотя в кругу друзей я стараюсь не распространяться о всех деталях, потому как меня однозначно сочтут полным и неисправимым идиотом.

Думаю, что все мои беды начались с того теплого осеннего дня, когда я любовался собственным отражением в гигантском зеркальном окне ультрасовременного здания, коих расплодилось в Москве великое множество. Подо мной натужно гремел нескончаемый поток автомобилей, над головой светило еще теплое солнце.

Словом, в тот теплый осенний день я любовался своим отражением в чисто вымытом тонированном окне на высоте пятьдесят метров над уровнем асфальта, как вдруг окно дрогнуло, повернулось на шарнирах, и в образовавшемся проеме показались две девушки.

Девушки прикурили тонкие сигареты, выпустили по облачку дыма и лишь потом заметили меня.

– А это кто у нас за окном повесился? – грубо пошутила носатенькая, которую, как позже выяснилось, звали Нинель.

– Вам чем-нибудь помочь, молодой человек? – спросила вторая, опустила локти на край оконного проема, и я уставился на ее грудь, делая вид, что рассматриваю тонкую цепочку на ее шее. – Закурить хотите?

– Я не курю, – признался я. – Но от чашки кофе не отказался бы.

Осторожно упираясь ногами в стыки между стекол, я приблизился к окну.

– Вас как зовут? – спросила незнакомка.

– Стас, – ответил я, принимая чашечку и проливая вниз несколько капель кофе.

– А меня Лариса.

– Красивое имя, – сказал я, а сам подумал: грудь красивее.

– Значит, вы работаете мойщиком стекол?

Носатенькая Нинель заскучала. Мойщики окон ее не интересовали. К тому же на столе вдруг замурлыкал телефон, и она отошла от окна.

– А вы, наверное, крупная бизнесменша? – в свою очередь спросил я.

– Нет, я просто деловая женщина.

– Наверное, замужем? – нагло пошел я в атаку. – А чем вы заняты сегодня вечером? – совсем осмелел я.

– Сегодня занята, – ответила Лариса, повернулась ко мне спиной и отошла к столу. Я подумал, что на этом наш разговор закончился, но она вскоре вернулась.

– Извини, пришла информация по факсу… Позвонишь мне завтра после шести, – сказала она, неожиданно перейдя на «ты». – А лучше сразу заходи ко мне в кабинет. Номер четырнадцать – шестьдесят пять. Запомнишь?

Я даже рот открыл от столь стремительного развития отношений.

– Но… меня пропустят к вам… к тебе?

– Пропуск я тебе закажу. Все! Чао, милый, до завтра!

Она свела меня с ума сразу и надолго. Я приперся к ней в кабинет в костюме с галстуком и цветами. Лариса усадила меня рядом с окном, которое я позавчера так тщательно мыл, долго смотрела мне в глаза, словно читала мои мысли, а потом как-то очень просто и по-свойски спросила:

– Хочешь хорошо заработать?

Я готовился к другому предложению и как минимум рассчитывал на вечер в баре и жаркие поцелуи. Лариса заметила мой конфуз.

– Ты не предполагал, что между мужчиной и женщиной могут быть деловые отношения? – усмехнулась она.

– Я предполагал, но…

– Но рассчитывал на постель? – добавила Лариса.

– Нет, – сказал я и почему-то кивнул.

Она еще раз смерила меня долгим взглядом, потом решительно встала из-за стола и сказала:

– Ну, тогда поедем ко мне.

У нее была трехкомнатная квартира в Лианозове, отделанная в стиле русских народных сказок. И все в ней напоминало сказку, в том числе и сама хозяйка, похожая на добрую фею. Она была несколько старше меня, наверняка умнее, и теплая аура заботы и нежности, окружавшая ее, чем-то напоминала материнскую ауру. Я откровенно балдел и отдыхал так, как никогда и нигде. Лариса кормила меня домашними деликатесами, мягко расспрашивала о моей жизни, о родных и знакомых и дарила книги по искусству. Мне было так хорошо и просто с ней.

Она встала рано, часов в шесть, приняла душ, приготовила мне кофе с горячими бутербродами и уехала в офис. Когда я встал и заглянул на кухню, то нашел короткую записку:

«Не забудь захлопнуть дверь. Ты был хороший мальчик. Прощай!»

Я быстро оделся и поехал к ней на работу. Как ни странно, в бюро пропусков, откуда я хотел позвонить, воспользоваться телефоном не разрешили, но сказали, что на меня снова заказан пропуск.

Лариса, как только я зашел к ней, сразу перешла к делу:

– Ты фотографировать умеешь?

– В каком смысле?

– Смотреть в объектив, наводить резкость и нажимать спуск.

– Это умею.

Она удовлетворенно кивнула и вынула из стола фотоаппарат, вооруженный мощным объективом-телевиком.

– На этой неделе, – сказала она, ты получишь заказ от одной фирмы. Офис – на Юго-Западе. Будешь мыть окна восточного крыла. Когда к тебе привыкнут, перекинешь свои веревочки на северную сторону, опустишься до двадцать третьего этажа и через стекло крупным планом отснимешь всю пленку.

– А что я должен снимать? – не понял я.

– Стол, милый мой! Рабочий стол. Все бумажки, календарь, блокноты, мусор в корзине.

Я усмехнулся и покачал головой.

– Ах, вот оно что! Короче, шпионские страсти!

Лариса не сводила с меня глаз.

– Боишься?

Лишь одно подозрение в трусости вывело меня из себя.

– Было бы чего бояться. Отсниму.

* * *

Я сделал все, как она просила. Шикарный кабинет, наполовину скрытый от моих глаз шторкой жалюзи, был освещен слабо, но я рассчитывал, что высокочувствительная пленка все равно вытянет. На большом овальном столе было полно всяких бумаг, и я, метр за метром, заснял все, что могло представлять интерес. Когда я уже закончил работу и заталкивал фотоаппарат в кофр, в кабинет вошел пожилой мужчина. Он тотчас увидел меня, глянул на стол и снова на меня. Шагнул к окну, но перед столом остановился и нажал кнопку селекторной связи.

Я понял, что сейчас мной займется служба безопасности офиса, и поспешил подняться наверх, но на крыше меня уже поджидали два крепких парня в малиновых пиджаках. Ни слова не говоря, они подтолкнули меня к стене машинного отделения, обыскали, расстегнули кофр, вытащили из фотоаппарата пленку и засветили ее. Потом они меня били – очень больно, но без крови и синяков. Потом отвезли на первый этаж и сдали дежурному милиционеру.

Мне было неясно, какой, по большому счету, криминал я совершил. Четыре следователя, меняя друг друга, больше недели вели со мной пространные беседы, но ни в чем конкретно не обвиняли, подолгу расспрашивали о моем увлечении альпинизмом, о Кавказском хребте, о работе в спасательном отряде, а потом подписывали повестку и отпускали домой.