— Как тебя зовут, милая?

Она подняла голову, посмотрела в ясные и голубые, как небо над Скалистыми горами, глаза и наверняка вздохнула бы от восхищения, если бы у нее не болело горло, не кружилась голова, из-за чего все плыло перед глазами, в том числе и эти замечательные глаза. Голова у нее раскалывалась от боли, в груди все горело, правая рука нестерпимо ныла. Кто-то сказал, что ей так плохо оттого, что она надышалась дымом.

Все вокруг заволокло туманом, и она уже хотела покрутить головой, чтобы стряхнуть застилавшую глаза пелену, но пара больших теплых рук не позволила ей даже пошевелиться. Ее голова покоилась на коленях, принадлежавших, как ей казалось, тому черноволосому ангелу милосердия, который вынес ее, взвалив на плечо, из горящего здания, рухнувшего у них за спиной буквально через считанные секунды.

Почему она оказалась на складе, где хранились лаки и краски, девушка сказать не могла.

— Как вас зовут? Должно же быть у вас какое-то имя! — снова спросил мужчина своим глубоким бархатным голосом, что почему-то вызвало у нее в памяти смутную картину из прошлого: белый штакетник забора, детский смех и возня щенков охотничьей породы.

— Мадж. — Она снова попыталась тряхнуть головой, и он снова не дал ей шевельнуться. Мадж?!

Нет, не Мадж. Или все-таки Мадж?

— Мне так кажется, — добавила она хриплым голосом.

Кто-то всадил ей в левую руку иглу шприца, и молодая женщина невольно вскрикнула. Она ненавидела уколы, но почему, не знала.

Появились люди, они что-то говорили, и ей вдруг стало страшно. Она снова посмотрела на сидевшего рядом мужчину.

— Что со мной случилось? — с трудом проговорила она.

— Все будет хорошо, — ответил тот с улыбкой.

Но ей было очень плохо. Все тело горело как в огне.

— Как ваша фамилия, Мадж? — спросил он, легким движением руки убрав с ее лица упавшие пряди волос.

Эта нежность потрясла ее. Ей показалось, что этот человек ниспослан ей свыше. Чем я заслужила такую заботу? — удивилась она.

Девушка снова начала погружаться во тьму, и последнее, что она увидела над собой, были небесно-голубые глаза ее ангела милосердия, смотревшие на нее с неподдельной тревогой.

— Я так надеялась, что вы поговорите со мной, едва слышно прошептала она и потеряла сознание.

Всю последнюю неделю Кэйл Перри изо дня в день ставил свою машину на стоянку возле Медицинского центра и направлялся к его главному входу. Вот и сегодня, держа в руках большой пакет из плотной коричневой бумаги с продуктами, Кэйл проскользнул через автоматические стеклянные двери, что-то тихо насвистывая. Бросив взгляд на шедших по коридору посетителей, он быстро вошел в раскрытые двери лифта и нажал кнопку четвертого этажа.

Он не говорил ни одной живой душе, куда исчезает после работы. Особенно это касалось его братьев Дрю и Бена, а также Тилли Йенсен, медсестры, которая дежурила в ту ночь, когда с Мадж произошло несчастье. Они все равно его бы не поняли.

В действительности же единственной причиной, почему он каждый день ездил в больницу, было желание поддержать Мадж, которая в этом, несомненно, нуждалась.

Откуда она и почему оказалась на злополучном складе во время пожара, оставалось тайной, как для нее самой, так и для Кэйла, не говоря уже о полицейских и следователях. Испытанное потрясение вызвало у Мадж потерю памяти, и Кэйл считал своим долгом не бросать несчастную женщину в беде.

Выйдя из лифта, он свернул направо и, кивнув дежурившим медсестрам, направился в дальний конец длинного коридора. Вне всякого сомнения, расскажи он братьям об этой таинственной женщине, они бы определенно сочли его сумасшедшим. И были бы правы. О Мадж он не знал ничего, кроме того, что она любит есть на скорую руку, что у нее глаза цвета морской воды и густые волнистые каштановые волосы, рассыпавшиеся по спине и плечам до самого пояса. И еще у нее приятный проникновенный голос, который вернулся к ней благодаря стараниям лечащих врачей.

С тех пор как он нашел Мадж среди бесчисленных банок с краской в объятом пламенем складе, эта таинственная незнакомка не выходила у него из головы, волнуя кровь и разжигая его воображение.

Первую — и самую тяжелую — ночь он провел у больничной койки Мадж. Его дежурство закончилось, так что сначала он хотел только слегка задержаться, но потом остался до утра. Во-первых, он сделал это потому, что она его попросила… с такой мольбой и отчаянием в глазах, что это потрясло его до глубины души. В практике Кэйла еще не было случая, чтобы потерпевшая просила его остаться.

До случая с Мадж он только доставлял пострадавших в больницу и просил врачей, чтобы те оказали им медицинскую помощь и соответствующий уход, затем, даже не посмотрев в их сторону, быстро уходил. Что-то в голосе Мадж задело его за живое, и он не отважился оставить ее одну.

На следующий день вчерашний героический поступок начал вызывать у него некоторое беспокойство — Мадж по-прежнему не выходила у него из головы.

А ведь эта потерпевшая была одной из тысяч таких же жертв несчастных случаев, которых он спас с тех пор, как шесть лет назад стал работать медбратом в карете «скорой помощи». Обычно сдержанный и собранный, умевший держать себя в руках, сейчас он был не на шутку встревожен и выбит из колеи.

Он постоянно твердил себе, что Мадж пошла на поправку и не нуждается в его опеке, однако, как только заканчивалась его смена, он тут же мчался в больницу.

Оправдание, что он приходит в больницу из чистого любопытства и из сострадания, тут же испарялось, стоило ему войти в палату. Сердце начинало учащенно биться, когда она встречала его едва заметной улыбкой.

Обычно он пододвигал стул и садился возле больной, дожидаясь, когда та заснет. Только убедившись, что она крепко спит, он осторожно выходил из палаты и возвращался в свой небольшой дом на берегу океана.

Но сегодня, увидев его на пороге, Мадж впервые не улыбнулась. Напротив, губы ее как-то скорбно поджались, будто она вовсе не обрадовалась его приходу.

Шагнув в палату, Кэйл сразу понял причину ее настороженности: в палате находились двое полицейских. Один стоял в изножье кровати, другой, старший по званию, у окна.

Оглянувшись, последний смерил вошедшего недоверчивым взглядом и сухо произнес:

— Зайдите, пожалуйста, попозже.

— Пусть он останется, — произнесла Мадж, повернув голову к стоявшему у окна полицейскому. Ее неожиданно жесткий тон удивил Кэйла. Она всегда говорила раньше тихим, спокойным голосом.

— Вы юрист? — поинтересовался второй полицейский, недружелюбно взглянув на посетителя.

Кэйл подошел к Мадж и поставил пакет с проступившими жирными пятнами на металлический столик у кровати.