Матвей Меховский

Трактат о двух Сарматиях

Предисловие

Археографический сектор Института истории Академии Наук СССР настоящей книжкой начинает серию памятников «Известия иностранцев о народах СССР».

Трактат Матвея из Мехова De duabus Sarmatiis был известен давно: начиная с XVI в., им пользовался целый ряд иностранных писателей, говоривших о России. Совершенно понятно и наше внимание к этому произведению, долгое время служившему важным источником сведений о народах нашей страны.

Эта книжка написана автором-поляком в очень интересное время.

К началу XVI в. Польша уже не могла безразлично смотреть на европейский восток, где происходили грандиозные события, сильно затрагивавшие интересы западных соседей.

Две «Сарматии», о которых трактует Матвей Меховский, в это время переживали разную судьбу. Одна — Татария, как Золотоордынское ханство, после длительной агонии только что прекратила свое существование и разбилась на несколько мелких частей; другая — Московия очень решительно и быстро шла к своему расцвету. Это было время, когда союз великокняжеской власти со всеми элементами, враждебно настроенными к феодальной раздробленности, привел в Москве к торжеству нового строя, к созданию большого и сильного централизованного государства, когда Москва весьма определенно поставила перед собой задачи, далеко не безразличные для Западной Европы и прежде всего для Польши и Литвы.

Трактат Меховского появился в печати в 1517 г., то есть три года спустя после взятия московскими войсками в итоге войн с Литвой Смоленска (1514) — политического события, совершенно ясно показавшего, что новая прибавка к титулу московского великого князя «и всея Руси» — не слова, а реальная программа новой «колоссальной империи».

Меховский, сторонник крепкой централизованной власти в своем отечестве, мечтавший о расширении границ его между прочим и за счет русских земель, должен был переживать трудные моменты: с одной стороны, он не мог не видеть ослабления в Польше королевской власти, которую хотелось видеть сильной; с другой стороны, он наблюдал непрерывный рост Москвы и ее победоносное наступление на запад. Факты, явно грозившие политическим мечтам автора. Отсюда — критическое отношение Меховского к правящим кругам Польши (в Трактате, впрочем, не выявленное), отсюда и его определенная позиция по отношению к Москве, успехам которой он не мог сочувствовать, но вынужден был их признавать.

В отдельных случаях политическая тенденция Меховского даже в относительно бесстрастном Трактате ведет к искажению или, по крайней мере, к своеобразному освещению им фактов, которые он должен был хорошо знать, поскольку они были в его время свежи и даже общеизвестны. Так, он изобразил, например, в несколько преувеличенном виде военные и политические подвиги Витольда, по его словам, «человека энергичного и смелого в бою», который «присоединил к Литве княжество Псков, называемое Плесковией, а затем другое княжество Новгородское, называемое Нугардией» (Трактат, стр. 103). Источники, которыми мы владеем, не подтверждают этого сообщения. Справедливость, впрочем, требует сказать что Меховский признает кратковременность этих «успехов» Витольда. В конце той же главы автор отмечает, что в самые последние годы правления Казимира Литовского «князь Московский Иван отнял и присвоил себе княжество Новгородское», что он же «захватил княжество Можайское», а при короле Сигизмунде, современнике Меховского, «князь Московии Василий завоевал и занял княжество Псков, называемое Плесковией, и Смоленское княжество».

Политические симпатии и антипатии Меховского проявлены здесь с достаточной определенностью. В своих политических увлечениях он видит то, чего на самом деле не было: ни Псков, ни Новгород никогда не были ни литовскими, ни польскими землями, но, несомненно, известные круги польского общества имели определенные притязания и на Псков и на Новгород. Нам хорошо известно, что и в среде новгородского боярства, являвшегося упорным оплотом старого феодального строя и тем самым — врагом растущей центральной московской власти и образующейся великорусской нации, тенденции к сближению с Литвой находили себе серьезный отклик.

Нужно, впрочем, признать, что Трактат достаточно богат и объективно ценными сведениями, несмотря на ряд несомненно ошибочных сообщений.

Меховский не историк, хотя ставит перед собою исторические задачи: они оказываются ему не всегда по силам. Как и большинство его современников, он не в состоянии дать себе отчет в том, что именно с точки зрения исторического процесса происходит в Москве, Татарии, Литве и даже в родной ему Польше. Но, как сын своего общества, как человек своего времени, этот внимательный наблюдатель, замечая многое, реагирует на происходящее по-своему, под своим углом зрения.

Меховский говорит не только о прошлом, но очень часто и о настоящем, ему известном, как современнику. Для нас в таких случаях он особенно интересен. Наше дело проверить его показания, но не считаться с его сообщениями наша наука не может. Так, автор, например, говорит о плодородии и технике земледелия в Подолии (стр. 94—95), о богатстве Украины красящими растениями, об их торговом значении и падении вывоза (стр. 96); сообщает интересные сведения о городе Москве, Кремле и московских постройках, любопытные и ценные данные о Новгороде и Пскове (между прочим, о немецком платье псковичей); дает описание рек Московии, Руси и Литвы, впервые в литературе называя их подлинными именами, вместо принятых в средневековой географии античных имен. Очень любопытно, но мало правдоподобно замечание Меховского относительно техники земледелия в Московском государстве. Он уверяет, что там «пашут и бороздят землю деревом без применения железа и боронят, таща лошадьми по посеву древесные ветви» (стр. 114). Замечание — верное, может быть, лишь по отношению к очень далеким от Москвы районам, но отнюдь не соответствующее тому, что нам по этому предмету хорошо известно, как для центральных частей Московского государства, так и для Новгорода и Пскова. Тут в середине XV в. совершенно ясно господствует трехполье, легшее в основу обложения всей страны. Утверждению Меховского противоречат и археологические показания — наличие железных наконечников сох во всяком случае в XII—XIII вв. Противоречит Меховскому и хорошо нам известный факт хозяйственного подъема России именно в конце XV и первой половине XVI в., нашедшего свое выражение в целом ряде вполне проверенных наблюдений (между прочим, увеличение производства хлеба в связи с ростом внутреннего рынка), без чего немыслимо было и самое образование Московского государства. Это ошибочное представление Меховского (как и вообще очень многое из его сообщений) оказало известное влияние и на Герберштейна.

Ошибочных сведений у Меховского немало, но рядом с ним много и метких, вполне достоверных наблюдений. Так, он отмечает, что «в государстве москов, как и в землях турок, людей перебрасывают с места на место, из области в область