Мир стал враждебным. Все восстало против Кати: темнота и свет, тишина и звуки, неестественные, навязанные сны и тяжелое бодрствование, в котором не было ни минуты покоя и свободы. Больше всего Катю убивало то, что в этой тотальной оккупации невозможно было затаиться под собственным одеялом, прижавшись лицом к подушке. Потому что рядом, не спуская с Кати глаз, напряженно дышал самый опасный, самый чужой человек. Господи, совсем недавно она считала его своим мужем! Катя задыхалась. Легким необходим воздух, но он вытеснен из маленькой комнаты страхом, ненавистью и гневом. Тише! Катя сжала кулачки под одеялом. Он, кажется, уснул. Нельзя спешить. Нужно дождаться храпа. Через пять минут Катя неслышно соскользнула с кровати и на цыпочках, босиком, пробралась в прихожую. Ей удалось тихо отжать щеколду. Дверь чуть скрипнула, но похрапывание в комнате не прервалось. Катя быстро взглянула на висевшее на вешалке пальто, на сапоги у двери… Нет, одеваться некогда. Она выбежала в ночной рубашке на площадку, проскочила четыре лестничных пролета, толкнула дверь подъезда и оказалась одна посреди холодной февральской ночи.

* * *

Дина села в свой золотистый «Пежо» и облегченно вздохнула. Она вынесла этот утомительный, нагоняющий тоску прием, на который ее пригласил один из известнейших европейских торговых домов, открывший представительство в Москве. Сначала был показ шуб, потом — в качестве оригинального контраста — демонстрация женского и мужского нижнего белья. Женские гарнитуры из шелка и дорогих кружев, украшенные дорогими камнями — все натуральное, никаких стразов, — представляли собой пленительное зрелище даже на моделях, большинство из которых состояло из костей и мускулов. Но как ни крути, лениво размышляла Дина, это всего лишь бюстгальтеры и трусики, имеющие пусть очень романтизированное, но все же конкретное назначение. И вряд ли это большое удовольствие — сидеть на крупных жемчужинах или ощущать между ног рубин величиной с яйцо. Вариант с рубином явно приглянулся известной тусовщице. Она дергала всеми конечностями, шмыгала носом с явным признаком неудаленных полипов и что-то возбужденно шептала на ухо любовнику-миллионеру, щуплому малому с кислой физиономией и тонкими пальцами еврейского музыканта. Дина оглянулась вокруг. За ней раскрученная в сериалах актриса усердно делала вид, что не замечает нацеленных на нее объективов. Она не сводила глаз с подиума, по которому прохаживались статные ребята в декольтированных трусах. Актриса, заметив рядом с собой репортера желтого издания с диктофоном, томно заерзала, облизнула силиконовые губы и громко сказала соседке, эстрадной певице: «А мне нравится! Посмотри, как аппетитно смотрятся ягодицы в этих разрезах».

К счастью, все кончается, даже декольтированные трусы. Дина быстро встала и хотела незаметно улизнуть. Но ее перехватил один из менеджеров торгового дома.

— Вы должны украсить наш банкет. Буквально пятнадцать минут. Могу гарантировать: никаких снимков. Наша охрана проследит.

Дина была лицом сети элитных ювелирных салонов «Черный бриллиант», принадлежавшей ее дяде. Ричард Штайн, один из самых крупных финансистов планеты, несколько лет назад отыскал свою единственную родственницу в час ее великой беды. Редкой красоты девушка, талантливая журналистка потеряла всех близких, бросила работу, закрылась в маленькой ветшающей квартирке и вела жизнь, больше похожую на умирание. Дина заставляла себя существовать ради щенка, которого отобрала на улице у буйной алкоголички. О том, что у нее есть дядя, она даже не догадывалась. Ричард подарил ей весь мир, Дина вернула ему родину. Страну, которую когда-то с разбитым сердцем покинул его прадед. Ричард нашел и то, что многие годы искал по всему миру, — совершенную модель. В ее лице было все, о чем может мечтать эстет: совершенный овал, удлиненной формы глаза цвета зеленой воды, полный рот удивительно красивого рисунка. И еще магнетизм, иначе не скажешь. То, что заставляет людей выпадать на время из действительности при виде ее портретов.

В контракте с Ричардом не было пункта, запрещающего ей работать с другими фирмами. Но Дина всем говорила, что такой пункт есть. Она не любила лишних людей и суеты. И, если честно, была патологически ленива. В последнее время Дина поправилась и по этой причине не держала дома сладкого. Пришлось дождаться, когда сладкое появится на столах банкетного зала. Дина собиралась только посмотреть, что они приготовили. Но, увидев, обреченно вздохнула. И съела сначала десерт из взбитых сливок, заварного крема, сливочного ликера и свежей клубники. Виновато взглянула на ближайших дам, которые томно лизали что-то ядовито-зеленое и безкалорийное. Заметила несколько нервных, нетерпеливых взглядов, брошенных в сторону бутылок с разнообразным алкоголем на подносах официантов. Успокоилась и усугубила свою участь большим шоколадным пирожным с восхитительным кремом. И после бокала шампанского ей стало казаться, что вечер прошел не зря. У двери Дину ждал главный кулинар, давно заметивший пристрастия красавицы и полюбивший ее за них как родную.

— Настоящему ценителю нашего искусства, — он склонил большую голову, сверкнув розовой кожей под редкими светлыми волосами, и протянул небольшой пакет из красной фольги.

— Ой, — вздохнула Дина. — Это уже похоже на эвтаназию. В смысле — я очень благодарна. Вы — волшебник.

Охрана устроителей проводила ее до машины. Она протянула водителю Николаю Ивановичу пакет с пирожными.

— Возьмите, пожалуйста, Оле и детям и спасите меня от ожирения.

Дина опустила окно машины и с наслаждением вдохнула ночной воздух. Пахнет весной? Может, самую чуточку. Холод вообще-то собачий, хоть март начнется уже через два дня. Но все равно хорошо. Только по ночам она загадочна и прекрасна, эта бестолковая, суетливая Москва. Дина остановила машину за квартал до своего дома на Соколе, где на двадцать пятом этаже был ее пентхаус.

— Я пройдусь, Николай Иванович. Спасибо. Спокойной ночи.

Дина застегнула шубу, сделала несколько шагов по тротуару, покрытому ледяной коркой. И вдруг перед ней выросла черная нелепая фигура.

* * *

У Вовки-Кабанчика началась непруха. Он почувствовал, как ночной мороз покусывает его ноги в мокрых туфлях. Носки он не носил из соображений гигиены и экономии. Спина ныла, глаза слезились. Вовка вспомнил свое место у горячей трубы в подвале дома у метро «Белорусская» и огорченно вытер нос рукавом пальто. Туда никак нельзя. Он огляделся. Куда это он забрел? Ни одной чертовой помойки. А жрать до того хочется, что замучился слюну глотать. Вовка посмотрел на темно-серый лохматый комок у своих ног. Дрыхнет цуцик. Уморился. Валить от него надо по-тихому. В такой компании ночлег не найти. Вовка сделал несколько шагов, стараясь ступать бесшумно, потом, как ему казалось, побежал. На самом деле он просто тащил по земле свои падающие с голых пяток туфли и задыхался под намокшим тяжелым пальто. Вдруг что-то коснулось его ладони — влажное и холодное. Вовка оглянулся: серый щенок ласково смотрел ему в лицо и помахивал пушистым хвостом.