Главные герои:

Сандроне Дациери – телохранитель и мастер на все руки.

Валентина – адвокат и невеста Сандроне.

Паоло Гардони – богатый предприниматель.

Кларетта – жена Паоло.

Алиса – их дочь.

Роза Гардони – мать Паоло.

Алекс и Марко по кличке Слон – друзья и помощники Сандроне.

Фриккио, Патти, Фанго, Скиццо – молодые панки.

Мирко Бастони – адвокат.

Раффаэле Плиас по кличке Блондин – сутенер.

Николо Гварньери – шофер.

Кремона, 1970

Торопясь в школу, где ее ждал сын, женщина мучительно размышляла, как поступить: прислушаться к своему материнскому инстинкту или, как она и делала до сих пор, довериться докторам, поскольку, по ее разумению, те все-таки лучше ее разбираются в вопросах жизни и смерти.

Выбор тяжелый. Она работала медицинской сестрой в больнице и до некоторых пор не допускала даже мысли о том, что у пациентов может быть иная цель в жизни, чем обязательное исполнение предписанных процедур, какими бы болезненными они ни были и какими бы бесполезными им ни казались. Первые сомнения у нее зародились, когда заболел муж и ни один из докторов не смог ему помочь, несмотря на активное лечение, операции, затянувшееся выздоровление, постепенно перешедшее в агонию, еще более затянувшуюся. Вдовство означало для нее переход в новый мир, сотканный из неуверенности в будущем, и этот новый мир оказался суровым, унижающим ее достоинство, – не только из-за долгов, которые предстояло выплачивать, стоптанных туфель и утраты искренней веры в науку. Самое страшное, что медицина оказалась бессильной, потерпела неудачу, и это заставляло ее страдать от мысли, что нечто подобное может произойти и в случае с ее сыном, и она останется совсем одна.

Мысли путались, и, чтобы привести их в порядок, она, чуть замедлив шаг, закурила сигарету. Сразу же на память пришел муж, который терпеть не мог, когда она курила на улице: он считал это неприличным. Воспоминания отозвались острой болью, и она с усилием прогнала их от себя.

Она не могла решиться доверить сына докторам, хотя все они и были уверены в первичном диагнозе, который поставили после недельного обследования. В ответ на ее настойчивые вопросы они указывали на странные симптомы, связанные с его поведением во сне. Это правда, она и сама не раз замечала, что сын часто просыпается среди ночи и ведет себя необычно, что пугало ее до смерти. Иногда она обнаруживала его в темноте какой-нибудь комнаты сосредоточенно перебирающим вещи в выдвинутом ящике шкафа или шарящим по углам, словно он обследовал незнакомую территорию, – на следующее утро он ничего не помнил.

Сомнамбулизм. Такое бывает с детьми в период созревания, она уже о таком слышала, а ее сын к тому же испытал сильный шок – смерть отца. Но невролог посчитал, что все это – симптомы более серьезного заболевания и повод для основательного беспокойства. По его словам, данный вывод подтверждался томограммой, демонстрировавшей нечто странное. Он не мог пока сказать ничего конкретного, кроме того что речь, скорее всего, может идти о чем-то похожем на эпилепсию. О чем-то аномальном. О чем-то таком, чем в конце концов обернулась язва ее мужа.

Остановившись перед входом в школу, где уже ожидали детей несколько родителей, женщина приняла окончательное решение. Ее сын абсолютно здоров, и, если у него и есть кое-какие проблемы, они справятся с ними. Самостоятельно, без посторонней помощи.

Ее сын стоял на крыльце. Увидев мать, он побежал ей навстречу.

Фасад трехэтажного дома номер четыре по улице Тибальди, серый и безликий, был сжат двумя зданиями, намного более высокими и такими же серыми и безликими. Прильнув глазом к щели между створками деревянных, окованных железом ворот, я смог разглядеть небольшой сад во дворе. Заросший зеленым мхом каменный фонтанчик бил жизнерадостной струей, а по ежику подстриженной травы разгуливала пара лебедей. Остальное было затянуто вьющимся диким виноградом, и воображение дорисовало картинку: где-то там, за шпалерами, в собственном пруду хозяин дома в этот момент занимается виндсерфингом. Машинально я огладил свой выходной костюм, словно отряхивая пыль, а вместе с ней ощущение своего несоответствия данному месту. У меня уже имелся опыт работы на толстосумов, но предстоящая встреча с клиентом, который, по мнению Вале и моего Компаньона, должен стать очередным моим подопечным, почему-то заставляла ощущать себя Золушкой в ожидании милостыни. Будь моя воля, я бы держался как можно дальше от этих «лордов», но никто не удостоил меня чести поинтересоваться, что я думаю по этому поводу.

Всего несколько часов назад, едва проснувшись, я обнаружил в записке, которую ежедневно приклеивает на холодильник мой Компаньон, приказ прихорошиться и явиться на место нашей обычной встречи с Вале, чтобы поговорить с ней о предстоящей работе. После короткой ревизии моего сильно отощавшего кошелька я вздохнул и решил подчиниться. Приведя физиономию в порядок и надев свой слегка потрепанный, цвета болотной гнили костюм, я направился в бар «Мотта» на площади Дуомо, чтобы подождать в нем свою дорогую подружку. Хотя, как мне казалось, я в своем наряде выглядел франтом, ни одна из проходящих фотомоделей не обернулась, чтобы восхититься моим великолепием. Только официант, открыв рот, с удивлением посмотрел на меня, поскольку привык, что я появляюсь в его заведении в одной и той же спортивной куртке или, что уже было вершиной элегантности, в невзрачном плаще возрастом старше меня.

Я оставил его мучаться вопросом о причине моего пижонства, ограничившись загадочной улыбкой, когда заказывал ему пиво.

Валентина, как всегда, опаздывала, и мне оставалось только греться в слабом солнце миланского сентября и глазеть на толпящуюся на площади разномастную публику: туристов, кормящих голубей кукурузными зернами, поколение next на ступеньках собора, тянущее жидкость из веселеньких жестяных банок, непрекращающийся поток клерков, спешащих по домам, с лицами, тоскливыми от предчувствия давки в вечернем метро.

Милан не нравится почти никому из живущих в нем. Их бесит ритм города, вынуждающего все время бежать. У них проблемы с желудком от вечных бутербродов, разогретых барными грилями, и постоянных овощных салатов. Их тошнит от запаха мочи и блевотины наркоманов в подземных переходах, от разбросанных по тротуарам использованных презервативов, от ковров из собачьего дерьма. Они мечтают о зелени, а видят лишь несколько умирающих деревьев и скверики, где полно полицейских, которые сообщают им, что нехорошо сидеть на хилой травке, ибо она мнется, и вообще – все, что тебе делать хочется, все нельзя. Они злятся из-за отсутствия мест, где можно посидеть с друзьями, от зданий в форме кубов, ананасов, еловых шишек, от всей этой «псевдятины»: псевдорококо, псевдоготики… До них еще не дошло, что Милан уже и не город совсем, а застывшая, сводящая с ума лава. Что он бесплоден, словно пустыня, и, чтобы жить в нем, надо быть абсолютно психически здоровым конформистом. Это город не для дилетантов.