Белый Саша

Вкусненькое

Такой редкий во взрослой жизни сон. Не помнишь его, как что-то мимолетное и обыденное, но чувства от прожитого даже в иллюзорном будущем и настоящем намереваются согреть в самые холодные времена. И хотелось бы вспомнить этот сон, разобрать его на частицы, кадры. Да только непреодолимое чувство спокойствия останавливает нас и не дает тронуть прекрасное, как невероятной красоты цветок среди густейший действительности.

«Во снах кто-то живет — думал Дима. — В воспоминаньях, наверное, тоже. Я же их вижу, как и сон. А значит, там кто-то есть! Это я!.. Только не я. Странная штука — сны. Вот бы их на диск записать, а потом показать всем друзьям».

Руки мальчишки перевернули обожжённую подушку на подушку до ужаса приятно-холодную. Голова ринулась в успокаивающее от всех дум поле цветов. Солнце светило не ярко и не мрачно. Ветер тихонько поддувал, побаиваясь ненароком разбудить сознание девятилетнего и до наглости счастливого мальчишки.

Что несет с собой этот ветер? Хочешь — не хочешь, а от Димки этого не спрячешь. Но что-то не так…

Дима поднялся медленно и с подозрением. Ему казалось, что кто-то смеётся над ним. Вдруг ему бросилось во внимание движение ветра. Точнее тот звук, что исходил от трепещущих травы и цветов.

«Он такой… этот звук. Как шелест или хруст». И тут Димка понял, как только ветер добрался и до него. Помимо движения он нес с собой запах. Картошка! Ещё и огурцами пахнет!

Расписной коврик на стене глупо пялился в нетронутое волнениями лицо Димы. Глаза заспанные, волосы гребнем.

Дима скинул одеяло к ногам. А Гребешок где? Опять ест, наверное. Взор упал на исхудалую дверную щель, и тогда Дима понял, почему так ясно слышал звуки. Мама специально для Гребешка открыла. И как он только пролез?

Разбежались вдохновения в сторону. Димка кинулся из комнаты на кухню. Одеваться он и не думал, вышел в одних трусах и уже обидчиво поглядывал на кота. Тот же секретно пожирал десантированные ему в плен кусочки докторской колбасы. А находился этот рыжий и до страха голодный друг под табуреткой. На ней сидела Мама Артема.

Не щадили никого. В ход шли большие помидоры и их дети — черри. Мама нарезала салат, иногда дегустируя жертвенный овощной народ.

— Димка… — пережевывая, сказала она. Один кусочек колбасы инвестировали в организацию «Голода и сытости corporation» под председательством гендиректора Гребешка. Урчащий довольный звук.

— Сначала руки, и шорты одень.

Обращалась Мама к своему сыну, а повернулась и увидела перед собой до сих пор небритое лицо мужа. Шапка чуть съехала. Сигаретами несёт на всю кухню.

— Свет, ну, я взял, — протягивал муж два пузатых пакета. — Вроде всё.

— Угу, — положила Мама нож.

Она отобрала пакеты и начала обыск.

В шеренгу встали: два пакетика дрожжей, одно большое ведёрко майонеза, пять пакетов лимонной кислоты, наполовину наполненные воздухом, и целое море разноцветных конфет, кислых, с коньяком и без, а также литр молока, литр кефира, чуть ли не целый ящик спичек, сеточка уже отчищенной картошки и зачем-то ещё двенадцать мандаринов. Не то чтобы всё это было категорически необходимо в готовке, но если уж начал собирать коллекцию, то к делу надо подходить серьёзно.

Шеренга окончилась на окрошке, чья броневая кастрюля была вскрыта кумулятивным интересом Димы.

Мама схватила его за ухо и со звуком выстрела вытащила наружу.

— Я сказала руки мыть! Она даже не настоялась.

Депортировали Димку из кухни. Зазвучала мяучная сирена. Заглохла. Звуки довольного урчания. Дима мигрировал обратно на кухню. Штурм холодильника. Гребешок заключил союз с Димкой. Теперь вместе совершают осаду сытного бункера. Телефон звонит. Сигаретами воняет. Огурцами пахнет. Окрошка стоит. Гребешок толстеет.

— Димка, шорты!

— Свет, там телефон…

— Мам, а бутерброды можно уже?

— Шорты!

— Свет, ну…

— Мяу. (Димка нарушил союз)

— Телефон, Свет.

— Шорты одень!

— Мяу!!!

— Мам…

— А горошек где?

— …

— …

— …

— Вадим, ты что, горошек не взял?

***

— Давай, Гриш! — кричал Папа.

— Мяу!

— Я ловлю, только когти не пускай.

— Мяу!

— А ну стоять! — прибежала мама. — Вадим!..

Мама резко умолкла, когда увидела Гришу на самой высокой ветке. Исхудалая яблоня в такую зиму покачивалась от такого веса, но держалась. В том числе ветка, на которой дрожал от страха Гриша, держалась на Божьем слове.

— Мяу.

— Вадим, — немного дрогнувшим от холода голосом сказала мама, — у Гриши девять жизней. А у тебя сколько?

— Одна, — тихо сказал папа и громко сглотнул.

Мама за секунду приблизилась. Вадим почувствовал, как от неё вкусно пахнет огурцами.

— Ты уже салат ела, Свет?.. Не, ну ты, конечно… Дим… — обратилась истошным голосом жертва к своей последней надежде. Димка готовился ловить Гришу.

— Где горошек, Вадик?

— Свет, я…

— Я обещаю тебе, — сказала Мама, — этот Новый год будет…

— Ну нет.

— …без…

— Пожалуйста, — умолял Папа.

Сейчас яблоня пожалела, что она не ива. Так бы хоть слезинку пустила за этого бедолагу.

— Семёнова самогона.

— Ох-х-х…

Это было убийственно. Зачем такая жизнь, если в ней нет Семёнова самогона?

— Алкоголики! — скрестила Мама руки. — Будешь шампанское заедать.

— Ну, Свет.

Приготовились, и-и-и…

— Без света сегодня! — уничтожила Мама.

Это была особая фраза стратегического уничтожения, который выучил Мамин муж ещё в техникуме.

«Моя хозяйка», — с гордостью подумал бы сейчас Гриша, если бы умел столько думать, сколько ест.

«Ты там долго сидеть собрался, скалолаз? — подумала бы сейчас яблоня. — Я не Мама, тебя с таким весом долго держать не собираюсь».

— Сейчас за горошком пойдёшь.

— Ну, Свет, мы сейчас с Семёном…

— Вместе за горошком пойдёте?

— Угу, — сдался Папа.

— Кто кота на яблоню закинул?

— Не знаю.

— А кто знает? Дим? — обратилась Мама к сыну. Тот смотрел на Папу. Папа смотрел на Маму. Мама смотрела на Гришу. Она сделала шаг назад.

Протяжный свист, усиливающийся по мере приближения к точке сброса. Папа повалился от неминуемого веса Гребешка. Кот вздохнул и потопал дальше доедать, что ещё можно доесть. От такого стресса, может, ещё и в кастрюли залезет, но это быстро надо.

— Ты меня услышал? — спросила Мама.

— Услышал, — ответил Папа.

— Замечательно.

Мама деловито ушла. Димка проводил её взглядом и помог Папе подняться. Тот почесал репу и с интересом поглядел на сына.

— Димка, слушай!

— Что?

— Вот тебе… — Папа полез в куртку, достал измятые двести пятьдесят рублей и вручил Димке. Потом полез в другой карман, там через дырку пальцами схватил мелочь и высыпал ещё Димке. — И на вкусненькое там ещё