— Северо-западный ветер — это ветер, который дует с севера на запад?

Подавившись картофельным пюре, я уставилась на Пашу Самойлова в сильнейшем изумлении пополам с трагическим ужасом и, видя его серьезнее некуда выражение лица, только и сумела вымолвить:

— Да, — после чего поспешно пересела на другой конец стола. Мне повезло, что до сего момента прозвучало лишь два тоста, потому как степень тупости Пашиных вопросов росла пропорционально пропущенным через его организм рюмкам. Катька Любимова — моя ближайшая подруга — считает, что данный кадр влюблен в меня девственно-чистой юношеской любовью, оттого и теряется пред моим ликом, не ведает, как поддержать беседу. Отсюда — массовый поток глупостей, например то, что я услышала сейчас.

А я уверена, что человеку, не имеющему представление о том, откуда же дует злополучный северо-западный ветер, рядом со мной делать нечего. Не считайте меня высокомерной: проведя анкетирование знакомых, я получила неопровержимые доказательства того, что Пашина невежественность распространяется не только на меня — на все сто процентов населения планеты. Теперь я даже собираю в блокнотик Пашины избранные высказывания и, тогда как у Задорнова — «задоринки», баловство Самойлова называю «пашнятинки».

Другой конец стола меня тоже не особенно порадовал: моя одноклассница Таня Грачева налегала на водку, точно мужик, совмещая это деяние с разгорланиванием русских народных песен, в результате чего мои руки что есть мочи прижимались к протестующим ушам, сие, однако, было бесплодным занятием: Таня, следуя давней мечте стать настоящей звездой, старалась изо всех сил. Стремясь спасти барабанные перепонки, я продолжала затыкать себе уши, пытаясь представить грачевскую мечту осуществленной. Какой же звездой она собирается стать? Сириусом, Альдебараном, Вегой, Капеллой? В любом случае с таким-то голосищем явно не эстрадной. Цирковой? Хм, очень даже может быть, особенно если учитывать длинную рыжую косу и манеру одеваться: Таня запросто может напялить к зеленой блузке красные брюки и белые туфельки с кокетливым сиреневым цветочком, в качестве аксессуара захватить с собой синюю сумочку из джинсы, а потом хвастаться мне на перемене, дескать, она такая красавица, что все на нее по дороге в школу оборачивались. Конечно, в силу природного такта я никогда не решаюсь объяснить ей подлинную причину искреннего любопытства со стороны прохожих.

«Зачем я приперлась на эту вечеринку?» — в который раз подумалось мне. Да и повод был довольно условный — 9 Мая. Вам не кажется странным отмечать победу над фашизмом, случившуюся семьдесят лет назад? Да, это было глобально для всего мира, но почему мы напиваемся и поем старые советские песни, когда должны горевать о миллионах трагически ушедших, об их семьях, и думать об ужасах войны, любой войны, чтобы никогда этого не повторять? Но мы, русские, такие: чтим традиции, даже когда они странные.

Впрочем, странно это только для таких как я — интровертов-трезвенников. И теперь, запивая Танькино пение абрикосовым соком, я начала мысленно ругать на чем свет стоит человека, меня сюда притащившего, — лучшую подругу Катю.

Дружим мы с детства, учились в одной школе, но Катя старше на год и уже учится на первом курсе экономического вуза. По характеру она смелее меня и общительней, поэтому любит подобного рода сборища. Ее девиз — «если за сегодняшний день ничего стоящего не произошло, можно смело вычеркнуть этот день из жизни». И ведет она себя соответствующе, придумывая сама себе приключения. На сегодня список развлечений таков: отмечать День Победы в деревне Березовке, что совсем рядом от города, где мы живем, в доме, принадлежащем ее бабушке, до того момента, пока каждая тарелка не ознакомится с чьим-нибудь лицом, стол не отведает чьего-либо стриптиза, а деревянный пол — всеобщей ламбады. Причем отмечать следует вкупе с этой самой бабушкой, глядя на которую, в настоящий момент я понимала, в кого уродилась подруга.

— Ой, мороз, моро-оз… — старательно выводила басом баба Рита, обнимая за талию какого-то хлюпенького студента в очках, видимо, Катиного одногруппника. Одногруппник смущенно краснел и озирался по сторонам в поисках подмоги, не забывая при этом слова песни. Нет, бабуля Марго не была педофилом, просто в ней плескалась уверенность, что в компании молодых она и выглядит моложе. Что и говорить, пятнадцатиголосый хор студентов и одной бабули позорно терялся в недрах Танюхиного пения!

Поскучав еще немного, кляня свой дурацкий характер, и допив-таки сок, я додумалась глянуть на часы. Двенадцать! Да меня родители прибьют!

Я подскочила как ошпаренная, опрокинув на себя тарелку с салатом Оливье, из которой только-только вынул лицо один особо перетрудившийся студент, приблизивший на один шаг к реальности Катину мечту об идеальной вечеринке.

— Кать, мне пора домой, — обратилась я к виновнице события, вытирая джинсы салфеткой. Та что-то собиралась возразить, но я перебила: — Не переживай, я папе позвоню, он приедет.

Паша взял вилку, перегнулся через стол и начал поедать оливье прямо со скатерти.

— Ты, Юль, выпей сначала, — оторвалась от любимого дела Танька, — а папа твой никуда не денется! Не морозь меня-а-а-а… Кстати, спасибо, что позвала на тусовку!

— Я не звала, ты сама напросилась, — зло парировала я, удалившись-таки из-за праздничного стола и поправляя теперь перед большим зеркалом, висящим на стене возле двери, свой светловолосый хвост. В темноте джинсы все равно не видно, потому что они темные, а вот непорядок в волосах обязательно бросится в глаза.

— Действительно, Юль, — поддержала эту вредину Катька, — оставайся ночевать, места всем хватит, было бы желание.

— А оно есть! — поддакнул пьяный белобрысый парень, Женька Логинов, и со значением воззрился на мою подружку, но та сделала вид, что ничего не заметила.

— Нет, я пойду!! — разозлилась я и топнула ногой для пущей убедительности. Что-то со мной сегодня творится, настроение ни к черту. Я с рождения была некоммуникабельной, но чтобы так уж реагировать на попытку оставить меня в компании веселых студентов и одной бабушки… Даже для меня это слишком.

Короче, эти мысли прибавили мне еще большей решимости к дезертирству, я просто-напросто испугалась, что через пять минут пребывания в социуме, окончательно озверев, начну кусаться. Катька любезно и разумно предложила подождать папу в доме, но я с гордостью отказалась и вышла, громко хлопнув дверью.

— Ну, погоди у меня, Любимова! — негодовала я, неумело маневрируя между грядками. Неумелость была рождена вследствие неимения собственного домика в деревне с обычно прилагающимся к нему огородом и дала о себе знать следующим образом: зацепившись мыском кроссовка за торчащее из земли растение, которое в темноте практически невозможно было идентифицировать (наверняка какой-нибудь будущий овощ), я потеряла равновесие и упала, успев-таки простереть вперед руки, чему несказанно удивилась: а как же мое невезение? В то же время было бы везение — упала бы я пусть даже на руки?