Всю свою жизнь я прожила с мечтой об Испании — ее романтике, огне и страсти. И когда мне было предложено написать роман, действие которого происходило бы именно там, я отправилась в свою первую поездку на юг Испании со смешанными чувствами: не обманет ли она моих ожиданий? Но она превзошла их!

От прекрасной Андалузии — виноградников, апельсиновых рощ, старинной архитектуры с сильным мавританским влиянием — просто захватывало дух. И еще я никогда не забуду дружелюбия ее жителей.

Диана Гамильтон

Он был, пожалуй, высоковат для испанца, да и глаза у него были серые. Их теплый дымчатый цвет подчеркивали ресницы, такие же густые и черные, как и волосы. Но эта теплота и мягкость совсем не сочеталась с резкими чертами лица, тяжелыми прямыми бровями, неулыбчивым, хотя и чувственным, ртом.

Кэти знала о его существовании, но никогда его не видела. Стоило пальцам коснуться визитной карточки, которую он вручил, как ее охватила паника.

Хавьер Кампусано.

Ей захотелось захлопнуть дверь перед этим красивым неулыбчивым мужчиной и убедить саму себя, что все происходящее просто дурной сон. Даже кошмар. Она вздрогнула, и эта инстинктивная дрожь была вызвана скорее присутствием испанца, чем сквозняком с мрачной и промозглой лестницы — такой же, как и в большинстве домов северной части Лондона.

Позади нее в крохотной гостиной послышался голос Джонни: что-то среднее между писком и визгом, в котором отчетливо слышалось нетерпение. Значит, пора кормить ребенка. Кэти заметила, как в глазах у испанца мелькнула нежность, сразу изменив его недружелюбный и неприступный облик. Но она невольно выпрямилась, загораживая вход. Хотя и придется вытерпеть эти несколько неприятных минут, скоро все будет кончено и этот ужасный эпизод навсегда останется в прошлом, успокоила она себя.

— Сеньорита Соме? — повторил испанец. В его интригующе приятном голосе с легким акцентом тоже слышалось нетерпение, потому что вот-вот должен был раздаться рев голодного ребенка. — Вы позволите?

Сильная смуглая рука сделала сдержанный, но решительный жест в направлении квартиры, и Кэти, откинув с лица испачканными в краске пальцами золотистые волосы, опустила глаза, смирившись с неизбежным.

— Да, конечно, заходите, сеньор Кампусано. Он не задержится здесь надолго, подумала она. Скажет только, что его знатное семейство никоим образом не поддастся шантажу — эмоциональному или какому угодно другому. Я, как и положено материт одиночке, проглочу все это, а потом укажу ему на дверь.

Она ожидала, что этот облаченный в черное пальто богач из Хереса, глава одной из наиболее известных в Испании винодельческих фирм, проявит открытое неудовольствие при виде ее убогой квартиры, загроможденной детскими вещами и принадлежностями для живописи. Ведь все ее героические усилия по замене обоев и мягкой мебели не могли скрыть того, что квартира у нее теперь совсем маленькая и далеко не в самом престижном районе города.

Но взгляд Кампусано был устремлен только на ребенка и был таким пристальным, что Кэти опять непроизвольно вздрогнула. К своим пяти месяцам Джонни стал настоящим крепышом, причем с вполне сложившимся характером. За свою короткую жизнь он видел не так уж много людей, а посторонние вообще никогда не появлялись в его крохотном мирке, поэтому, увидев вошедшего, он перестал раскачивать манеж, стоявший посреди дешевого и не слишком яркого ковра, растопырив пальчики, вцепился в подвешенную перед ним погремушку из разноцветных шариков и уставился на высокого смуглого незнакомца темно-серыми серьезными глазами. И если Хавьер Кампусано не заметит явного фамильного сходства в слегка оливковом цвете его кожи, в огромных серых глазах и шелковистых черных волосах, значит, он абсолютно слеп.

Но я вовсе не хочу, чтобы он заметил это сходство! — спохватилась Кэти. Пусть скажет, что собирался, и уходит. И никогда больше не появляется.

И вдруг, продемонстрировав два недавно появившихся передних зуба, Джонни улыбнулся, точно солнышко в дождливый день. К вящему ее удивлению, Кампусано улыбнулся тоже, и улыбка его оказалась такой искренней, что у Кэти перехватило дыхание. Защитный инстинкт заставил ее выхватить малыша из манежа и прижать к себе. Когда она вызывающе посмотрела на дядю своего ребенка, в ее фиалковых глазах засверкали молнии, а нежные губы плотно сжались.

— Я так понимаю, что вы явились сюда от имени вашего братца, — констатировала она. И сразу же улыбка сошла с его лица, оно точно окаменело. Но лучше поскорее покончить со всем этим, подумала Кэти, чувствуя, как нервно забилась жилка на шее. — Я… мы… — поправила она себя, — не собираемся предъявлять к вашей семье никаких претензий. Ни сейчас, ни в будущем. — Уже не в первый раз она страшно жалела, что ее сестра послала в Испанию второе письмо. Абсолютное молчание, ставшее ответом на первое, было и без того достаточно красноречиво.

Франсиско Кампусано, избалованный младший отпрыск этой известной семьи, имевший мало общего с виноградниками, винными погребами и поставками вина, явно проигнорировал тот факт, что стал отцом. Полное молчание в ответ на первое письмо Корди, где она уведомляла его о своей беременности, яснее ясного продемонстрировало, что он предпочитает забыть о бурной ночи, проведенной с этой сексапильной блондинкой-манекенщицей, приехавшей в Севилью с показом коллекции модной одежды.

Так что появление главы семейства Кампусано сейчас, на этой несколько запоздалой стадии, могло означать только одно: он решил предотвратить любые попытки матери ребенка посягнуть на богатство и положение своей семьи. Ну что же, это меня вполне устраивает, подумала Кэти и улыбнулась малышу, который тут же занялся изучением ее рта, проводя крохотными пальчиками по ее ровным белым зубам.

— Мам-мам-мам…

Улыбка Кэти стала еще шире, и на какое-то мгновение она напрочь забыла о присутствии спесивого испанца, ведь первые членораздельные звуки, которые произнес мальчуган всего день или два назад, явно означали, что он считает ее своей матерью. А я и вправду его мать, подумалось ей. Пусть не в физиологическом смысле, но зато в любом другом, который стоит принимать во внимание. Если усыновление пройдет гладко, скоро он станет моим сыном и по закону. Проживи я тысячу жизней, все равно никогда не поняла бы, как это Корди могла так бессердечно отказаться от малыша!..

Но тут сгустившаяся в комнате тишина заставила ее беспокойно поднять глаза и встретиться с уверенными серыми глазами Хавьера Кампусано. Нежная улыбка мгновенно сошла с ее лица — она заметила, каким оценивающим взглядом он окинул ее от макушки до ног в старых и удобных парусиновых туфлях. Этот оценивающий взгляд неожиданно и необъяснимо заставил ее почувствовать свое собственное тело, причем так, как она никогда раньше не чувствовала его. Вся кожа тут же покрылась мурашками.

— Да, я узнаю вас, — заявил Кампусано с холодной решительностью. Он сделал шаг или два назад, чтобы с нужного расстояния рассмотреть стоящее на мольберте полотно, и легкое сомнение проскользнуло в его дымчатых глазах. Однако оно тут же исчезло, и он продолжил: — На той вечеринке в Севилье вы выглядели лучше всех. Я пробыл там всего несколько минут, но заметил вас среди тех, кто снимался для рекламных буклетов моих отелей. Я сразу понял, что вы идеально подходите моему брату. — На какое-то мгновение его голос сел, но потом опять обрел былую силу. — А теперь, когда я увидел ребенка — вы не скажете мне его имя? — могу согласиться с любыми вашими претензиями.