Николай Ханов

Мир Сил

Глава 1-1

Мягкий снег бесшумно падает из вечерней мглы, нежно обнимает землю, оседает на ветвях деревьев, скрипит под ногами редких прохожих. Пустынные улицы, неяркий свет окон. Кажется, время замерло, и на город опустилась сказка. Сказка, сошедшая со страниц детских книг. Даже заблудившиеся машины не нарушают идиллии позднего зимнего вечера, одного из тех немногих вечеров с особенным, неповторимым покоем. Такие моменты запоминаются надолго, оседая в уголках уставшей от беспокойства души. Остаются, чтобы всплыть потом, через много лет, напомнить, что есть тихая гавань. Место, где может найти приют измученный корабль и обессиленный экипаж. Место, куда бессознательно стремятся многие люди, но так и не могут найти…

Я иду по знакомым дворам. От порывистых движений сухой снег вздымается небольшими облачками и медленно оседает на запорошенный тротуар. Морозный воздух врывается в легкие и очищает голову от тяжелого тумана высшей математики. Не знаю, кто был тот умник, поставивший нам в этом семестре четыре пары высшей математики в понедельник, но вся наша группа вспоминает его регулярно и с чувством. Вот и сейчас я привычно пожелал неизвестному герою железного здоровья и долгих лет жизни.

Перейти через дорогу, нырнуть в арку. А тут надо быть осторожным — вчера была оттепель и сейчас тротуары больше похожи на ледяной каток, прикрытый сухим снегом.

Ботинок в очередной раз скользнул по предательскому льду. Восстановив равновесие инстинктивным движением, я осмотрелся. До дома уже совсем недалеко. Можно идти через двор, спустившись по обледенелой лестнице, или вокруг, по тротуару рядом с дорогой. Прошлой зимой я чуть было не сверзился с этой лестницы, едва удержался, только сильно приложился локтем об железную трубу, заменяющую перила. Локоть болел почти неделю, и с тех пор я это место недолюбливаю. Мысленно пожав плечами, я направился к лестнице. В другое время я бы с ней не связывался, но чувство голода — единственное, что не смогла притупить высшая математика.

Выдохнув клуб пара, я задумчиво посмотрел на «перила». Старая темно-бордовая краска почти вся облупилась, оставив горбатые чешуи под налетом свежевыпавшего снега. Взгляд падает на неровные края бетонных ступенек — снег не успел еще спрятать их под своим все скрывающим одеялом. Хвататься за металл голой рукой не хочется, а носить перчатки я не люблю — они постоянно теряются или мозолят глаза, когда нужды в них нет. Впрочем, деваться некуда. Занеся руку над так называемыми «перилами», я начал аккуратно спускаться. На третьей ступеньке нога улетает вперед, только успеваю выдохнуть: «Ё!»

Я пришел в себя уже во дворе. Странно, ничего не болит, только руки, лежащие на снегу, уже ощутимо покалывает, а на лицо неспешно падают снежинки, напоминая — разлеживаться не стоит. И что еще непонятней — совершенно не помню падения с этой чертовой лестницы. Несколько мгновений просто выпали из памяти.

Выругавшись, я поднялся, и, стряхивая снег с куртки и джинсов, осмотрел злополучную лестницу. Перестал отряхиваться, осмотрел еще раз, внимательней.

— Не понял… — Лестница на запорошенном земляном скате всего лишь в рост человека. На свежем снегу все следы видны как на ладони. Однако после третьей сверху ступени лежит девственно чистый снег. Словно я взлетел в воздух, пролетел метра четыре и приземлился уже во дворе… на спину…

«Сказать кому — не поверят… Может, по перилам съехал?» — подумал я, но труба покрыта все тем же, свежим снегом. За исключением одного места, как раз над третьей ступенькой. Ситуация настолько нелогична, что несколько мгновений я бессмысленно разглядывал нетронутый снежный покров, пока голод не привел меня в чувство.

Взгляд невольно скользнул по старой кирпичной четырехэтажке. Все как обычно — часть окон светится неярким светом, кое-где маячат блики работающих телевизоров. Никому нет дела до происходящего на улице, лишь пара фонарей освещает пустой двор. Почти пустой… На снегу, возле первого подъезда, лежит темное пятно, сильно напоминающее человеческое тело в темной одежде.

Большинство, наверное, прошло бы мимо. В наше время популярен лозунг «Каждый сам за себя!». И помогать человеку, лежащему на улице, стало глупым. Бессмысленно заниматься тем, что не сулит ничего, кроме проблем и какой-то эфемерной благодарности. Но я вырос в другое время и при родителях, давших мне «неправильное» воспитание.

— Эй, мужик! Ты живой? — спросил я, подойдя к телу.

Лежащий мужчина одет в странный темный, практически черный, комбинезон с капюшоном. На комбинезон успело намести немного снега, но буквально капли. Похоже, «тело» пролежало тут минуту или две. После случая с лестницей, я неосознанно попробовал найти отпечатки ног — их не было.

«Решили шесть ребят в ниндзь поиграть. Один сорвался с крыши, и их осталось пять, — из ниоткуда всплыли строки детского стишка. — Домушник, что ли? Но зачем тогда наряжаться как на маскарад? Первый же милиционер остановит…» Происходящее мне нравилось все меньше и меньше, но бросить человека на морозе не позволяла совесть.

— Мужик, ты живой? — я осторожно потрепал «ниндзю» по плечу. В ответ мужчина глухо застонал и заторможено попытался подняться.

— Эй! — только и успел сказать я, подхватывая заваливающееся тело. Я вроде как не слабак, но спасаемый по весу напоминает большой мешок цемента. А еще от него веет холодом, обжигающим, всепроникающим холодом.

— Держись, сейчас вызову скорую, — сказал я первое пришедшее на ум, происходящее сильно сбило меня с толку. Незнакомец в ответ что-то невнятно мычит и, наконец, поднимает голову. Большую часть его лица скрывает шарф из той же ткани что и комбинезон, оставляя открытыми только глаза. Глаза… они тут же заслоняют все остальное. Блеклые, словно покрытые корочкой льда, равнодушные и безжалостные. Их взгляд проникает прямо в душу. Минуя тварный мир, игнорируя телесную оболочку, выхватывает саму суть вещей, обнажая все спрятанные в дальних закоулках мысли. Глаза захватывают меня, и несколько мгновений под их властью превращаются в вечность… Пока незнакомец неожиданно четким движением не впечатывает ладонь в мою грудь.

— К-хе, — от несильного на первый взгляд удара воздух вышибает из груди. От ладони идет нестерпимый холод, он пробирает до самых костей, вымораживает костный мозг. Попытка вздохнуть захлебывается болью, плененный взглядом я не могу даже отстраниться. Холод проникает все глубже и глубже. «Бум, бум…», — отдаются в ушах удары застывающего сердца. На несколько мгновений я словно замираю между небом и землей. Меня обволакивает серая пелена, и мир проваливается в милосердную тьму.

Дорогу домой практически не помню,