Крису и Робу. Мне чертовски повезло.

Новый год. Наш мир — Называй его

Отражением в зеркале —

Не реален,

Но и не нереален

Минамото Санетомо (1192–1219),перевод Томаса Раймера

Обычно мужчины ведут дневники: уверенные жирные штрихи на глянцевой бумаге. Листки собраны в стопочки, перевязаны лентами и хранятся в лакированных коробочках. Я знаю об этом, потому что видела один такой дневник.

Говорят, некоторые женщины знатного происхождения также ведут дневники: в столице, во время путешествий, в загородных имениях. Их дневники наполнены горем, потому что жизнь женщин состоит из страданий и вечного ожидания.

Посмотрим, сможет ли женщина-лиса написать нечто подобное.

Я увидела его и полюбила, моего господина Кая-но Йошифуджи. Это звучит коротко и остро, неизящно, как лай. Но я просто не знаю, как еще начать — я всего лишь лисица. Я никогда не умела говорить изящно.

Я думаю, пора начинать.

Я не мог уснуть всю ночь,

Лежал и смотрел в темноту,

Днем —

На бесконечный весенний ливень.

Аривара-но Нарихира (825–880), перевод Бертона Ватсона

Нас было четверо.

Дедушка был старым лисом, возможно, восьми или девяти лет от роду. Седина на его узкой морде белой тонкой полоской шла от носа до ушей с черными кисточками; седина покрывала всю его шкуру, и она казалась почти серой. В сырую погоду у него болели суставы. Он любил дремать на теплом весеннем солнце. На передней лапе у него не хватало одного пальца. Когда я была маленькой и впервые осознала, что у меня больше пальцев, чем у него, я спросила почему, и он ответил, что тануки-барсук откусил ему лишнее, но я думаю, он просто шутил. Он любил поддразнивать меня.

Мать была простовата. Слишком простовата, даже для лисы. Мы с Братом часто наблюдали за тем, как она ловила, а затем упускала мышь, вместо того чтобы съесть ее. Иногда мы удивлялись, как ей вообще удалось прожить настолько долго, чтобы родить нас.

К счастью, место, где мы жили, кишело мышами, бурундуками и другой мелкой живностью. Трава у нашего дома была густой и высокой, поэтому мы опасались ястреба, а те немногие люди, что жили неподалеку, предпочитали более крупную добычу. Единственными нашими соперниками было семейство кошек под предводительством пятнистой черно-белой мамы. Они жили в заброшенном здании рядом с людьми, но охотились на нашей территории, высокомерно игнорируя нас. Кошки тоже ловили и упускали мышей. Я думаю, они делали это нарочно, но кто их поймет? Даже будучи женщиной, я не понимала их.

Мы с Братом родились прошлой зимой. Сначала нас было четверо — так я думаю. Одна умерла еще до того, как мы впервые увидели солнечный свет. Второй щенок умер, когда мы были уже достаточно большие, чтобы сосать кровь из мяса, которое нам приносил дедушка. Этот щенок был самым смелым. Однажды ночью он пошел с Дедушкой на охоту — хотя был слишком мал для этого — и больше не вернулся.

Мой единственный оставшийся Брат — на полпути к своему взрослению — был неуклюжим, с длинными лапами и огромными торчащими ушами. Его шерсть еще не стала рыжей, хвост и грудь были серо-коричневого цвета. Я думаю, что я выглядела так же, только повыше в холке, пошире в плечах и потяжелее. Я с легкостью могла повалить его и прижать к земле. Наши игры часто заканчивались тем, что он подставлял мне свой живот. Он был тихий, мой Брат.

Тогда я всего этого не замечала. Они были моей семьей. Зачем мне было думать о них? Единственное, с чем я их ассоциировала, — это запах. Дедушка пах солнечным светом и пылью, как опавшие листья. Мать пахла засохшей грязью. Брат — корой и горящей древесиной.

Слова, слова, слова. Тогда их не было. Были только чувства: обоняние, осязание. Был опыт. День и ночь, простое и сложное. Теперь у меня есть слова. Возможно, их даже слишком много. Я постараюсь описать вам всю картину, но слова — это лишь слова. Они не укроют вас от дождя, но и не намочат.

Мы жили в большой норе — сплетении туннелей и комнат. Нора была широкой — слишком широкой, говорил Дедушка, который, однако, не делал ничего, чтобы это изменить. Стены были гладкие. Пахло сотнями поколений лисиц, живших здесь до нас. Комната, в которой мы спали, находилась почти в самом низу. Дно было выложено сухими листьями и вылинявшей шерстью. Мы могли спать там все вместе, но Дедушку мучила бессонница, поэтому ему больше нравилось лежать у входа.

Нора была темной, пахла моей семьей и сыростью. Я любила лежать в ней весенними днями. Я дремала и ждала наступления ночи. Я клала морду на спину моего Брата и сквозь запах его шерсти вдыхала воздух снаружи, сладкий и свежий.

По ночам мы выходили из норы.

Мать и Дедушка охотились, иногда вместе, но чаще по отдельности — кто-то должен был присматривать за нами, когда мы играли у норы. Мать почти никогда ничего не приносила, зато Дедушка всегда возвращался с киджи-фазаном или полусъеденным кроликом. Он бросал их нам, а мы дрались. Мы с Братом тоже охотились. Мы ловили выпавших из гнезда птенцов. Учились ловить червей, птиц и приберегать добычу на более голодные дни. Я играла с черно-синими жуками и ела их. Дралась с Братом за добычу. Я училась быть лисицей.

Нора была вырыта под зданием, плоским и черным, которое возвышалось над нашими головами на трех деревянных опорах. Когда я немного подросла и стала достаточно любопытной, я запрыгнула на эту постройку.

Я увидела и учуяла пещеру, крытую мертвой травой. Пол, сделанный из самшитовых досок, был гладким, холодным и плоским. Сквозь щели я видела, как мой брат лает на Дедушку — нетерпеливый отрывистый звук. Я поцарапала когтями пол. Снизу донесся едва слышный топот брата. Он сунул нос в щель и засопел.

— Сестра?

— Я хожу по тебе. — Я не могла понять этого.

— Где ты?

Я не знала, что ему ответить. Пол, на котором я стояла, был крышей над нашей норой. Там был мой Брат, в конце концов — я знала это. Что же еще это могло быть?

Скребущий звук позади меня.

— Это здание, — сказал Дедушка, он потянулся и прошел мимо меня. — Дом. Люди строят его, чтобы жить.

Брат тоже забрался к нам наверх.

Я оглянулась. Стен не было, только пустые каркасы ширм и решетки. За ними, вдалеке, я увидела другие дома, с крышами, стенами, стоящие на опорах, с крытыми переходами, ведущими от одного дома к другому.

— Это нора! — догадалась я. — Большие здания — это комнаты, а маленькие, которые ведут от комнаты к комнате, — это туннели. Как в нашей норе.