Раннее зимнее утро. За вагонным окном Франция.

Поезд мчится, рассекая туманную пелену, мчится сквозь меняющиеся пейзажи, иногда так похожие на далекие, российские.

В купе женщина. Немолодая, далеко немолодая, этак лет… Нет, нет, стоп. Возраст женщины называть не принято, да и количество прожитых лет зачастую, называй или не называй, ничего не дает.

На лице – следы былой красоты. Впрочем, былой ли? Ведь бывает красота, которая не становится былой долгие годы. Бывает красота вечной, то есть дарованной Богом на весь век земной. Такое случается у женщин одухотворенных, женщин, проживших достойно, достойную жизнь.

Купе удобно, уютно. Женщина в купе одна. Она одна уже не только в купе, она одна в жизни, по, увы, не зависящим от неё причинам. Она, словно последняя из могикан, если перефразировать название известной книги.

Женщина смотрит в окно вагона, а за окном – нивы, которые кажутся в тумане печальными. Нивы – широкие поля… Здесь они редкость, а потому женщина смотрит на них, не отрывая взгляда. О, как этот пейзаж напоминает Россию!

Она – русская. До мозга кости русская. Она тоскует по России. Она русская, хотя от рода польского. Имя её – Матильда Кшесинская. Если точно – Матильда Феликсовна Кшесинская, а теперь вот – светлейшая княгиня Романовская-Красинская… Но это теперь. Всему миру она известна именно как Матильда Кшесинская.

Она любуется заснеженным пейзажем и включает небольшой портативный магнитофон, который любит возить с собой. В купе мягко вливаются звуки романса и слова, такие вдохновенные и чарующие…

Боже! Как трогают душу, как заставляют замереть сердце эти проникновенные слова Ивана Сергеевича Тургенева, такого родного своей любовью к России, к русскому языку… Здесь, на чужбине, именно великолепный, чистый, живой русский язык Тургенева, Бунина, Телешева, Пришвина спасает от окружающего гавканья «двунадесяти язык» Европы.

А в её памяти лица… Лица, хоть и давно ушедшие, но не позабытые. Боже! Сколько лет прошло, как давно она рассталась с Россией! Она покинула её в 1920-м, покинула совсем ещё молодой женщиной. Да, да, к ней можно вполне – и это будет справедливо – отнести словосочетание «совсем ещё молодой», потому что она – Кшесинская.

Она глядит в окно, прикидывая, сколько же лет минуло, но она ещё не знает, потому как такого никому не дано знать, что 48 лет, в которые она уехала из России, даже ещё не половина того жизненного пути, который отмерил ей Всевышний на земле.

А романс звучит…

Сколько было обильных и страстных речей в её жизни! Сколько было взглядов, жадно и робко ловимых. Романс чарует, завораживает, он настраивает на воспоминания…

И в туманной вуали, что расстилается за окном, мелькают лица. Вот строгое, мужественное лицо русского богатыря, императора Александра III… А рядом юное прекрасное лицо наследника престола цесаревича Николая. Вот картинка первой встречи с цесаревичем и горькое видение встречи последней.

И снова звучат слова, проникающие в самое сердце…

Жестокое слово разлука слишком рано ворвалось в её жизнь. Было много разлук, было много потерь в этой жизни. Но первая разлука с любимым особенно памятна, и боль от неё так и не отпускает всю жизнь.

Лица, лица в туманной вуали за окном, и рокот колёс непрестанный, монотонный. А над всем этим – небо. Но сколько и как задумчиво ни гляди в него, оно не такое широкое, не такое бездонное, как в России. А сейчас и вовсе скрытое туманом. И туманом прожитых лет скрыто многое, очень многое, но не лица.

За разлуками – встречи. Вот суровый и мужественный великий князь Сергей Михайлович, чьё нежное сердце, преданное сердце скрыто для многих. А вот совсем ещё юное лицо великого князя Андрея Владимировича и его смущенный, извиняющийся голос – неосторожным движением он уронил бокал, напрочь испортив платье Матильды.

Вспомнив это, она улыбается. Что там платье – она никогда не страдала вещизмом. Легко приходили вещи, легко расставалась с ними, кроме тех, что памятны, очень памятны. Ведь для человека с большой буквы дороговизна вещей именно в той памяти, которую они хранят в себе…

А вот внезапно всплывает в мутном окне шумная ватага выпускниц Императорского театрального училища. И голос наставницы, объявившей, что начинается репетиция выпускного концерта, на который приглашён сам государь император Александр III, да не один, а с супругой и с наследником престола цесаревичем Николаем.

Кажется, уже тогда забилось сердце. Так всё-таки кажется так или действительно забилось? Почему? Она же не могла знать заранее, что произойдёт на выпускном, во что всё происшедшее выльется в дальнейшем. И ещё вспомнилось то, о чём узнала она уже потом. В тот самый промозглый мартовский день, когда начались репетиции выпускного балетного спектакля, об этом спектакле шёл разговор в императорской семье, причём разговор этот касался именно её, Матильды Кшесинской, тогда ещё совсем не известной цесаревичу, но известной его родителям.

Март, трагический месяц для дома Романовых. Кто тогда, в марте 1890 года, знал, что произойдёт ровно через 17 лет с Россией? 17 – не мистическое ли число? Ведь 17 октября 1888 года произошло крушение императорского поезда… Дерзкое и наглое покушение тех, кто мечтал пустить под откос не только того, кто как раз хранил Россию, слегка «подмораживая» её, но и саму Россию, на радость алчным западным хозяевам.

Но Матильде Феликсовне не хотелось думать о печальном, она вспоминала о том озарении, которое пришло в день выпуска и о том, что говорили в императорской семье о ней в тот самый час, когда она начинала репетицию выпускного балетного спектакля…

Был обычный мартовский день 1890 года. Россия благоденствовала под мудрым скипетром русского богатыря государя императора Александра III Александровича.

Однажды за обедом царской семьи императрица Мария Фёдоровна, урождённая Мария София Фредерика Дагмар (Дагмара), напомнила своему державному супругу Александру III Александровичу:

– В театральном училище скоро выпускной. Помните, вы мне рассказывали об очень милой и хорошо воспитанной девушке?