Проклятие Ильича

Глава 1

Владимир Ильич

Событие первое

Если какая-нибудь неприятность может произойти, она непременно случится.

Из всех неприятностей произойдёт именно та, ущерб от которой больше.

Закон Мерфи

Владимир Ильич Левин чуть прикрыл глаза и покрепче прижал локтем к себе руку жены — шатнуло что-то. Мушки перед глазами пролетели. С утра нездоровилось. Хотел померить давление тонометром электронным, но не заладилось. Провод с блоком питания куда-то запропастился, а батарейки разрядились. Махнул тогда рукой и в прямом, и в переносном смысле. Где-то слышал, что при простуде больше всего человеку градусник помогает, сунул его подмышку — и сразу легче становится. Пошло лечение. Потом и антигриппины будут, и аспирины с парацетамолами, и даже ромашка, заваренная для полоскания, но это потом. Главное — сунуть термометр подмышку. И сейчас, когда все перешли сначала на электронные, которые почти сразу температуру измеряют, а после на инфракрасные, что и контакта с телом не требуют, эта магия начинающегося выздоровления ушла. Люди стали и болеть тяжелее, и выздоравливать медленнее. Казалось бы, проще простого: сходи в аптеку, купи себе древний ртутный градусник и болей на здоровье, но нет — нужно новомодный дистанционный, который уже не лечит одним своим присутствием подмышкой.

С тонометрами это не работает. Ну узнал, что давление у тебя… и чего? — ни грамма от этого легче не стало, голова чугунная, в висках стучит. Нужно таблетку пить. Так её и так можно выпить при чугунной голове. Может, алюминиевая станет. Таблетку Владимир Ильич не выпил, что-то отвлекло. Ах да, на подоконник села интересная птичка размером с волнистого попугайчика и с его же повадками. Шею изгибала пичуга схожим — попугайским — образом, клюв чистила, клюв необычный, крючкообразно изогнутый, а вот расцветка у птицы была совершенно другой, красные перья покрывали голову, грудку и спинку, на крыльях же чёрные с зелёным отливом и белые образовывали полоски.

Птичка увидела подошедшего к окну хомо сапиенса (наверное) и, чирикнув, вспорхнула, затерялась в жёлтых листьях росшего под окном их пятиэтажки ясеня. Левин и отвлёкся тогда, пошёл к компьютеру искать эту птичку на просторах интернета. Красивая, и не видел такой до этого. Нашёл не сразу. Оказалось, что называется пичуга щур обыкновенный, есть и народное название — финский петух, за яркую окраску. Понятно, почему не видел, стало из описания — живёт щур в хвойных лесах. Не лишку в Москве хвойных деревьев, а уж в их дворе таких точно нет. И ведь никто не мешал сажать, сотни лет город стоит. Ели бы посадили при Иване Грозном ёлки-моталки или лучше пихты, они бы сейчас по пятьдесят, а то и по семьдесят метров вымахали. А ещё лучше кедры бы посадили, белочки с бурундуками на них резвились бы на радость детишкам и бабушкам, но посадили тополя. С их аллергическим пухом и ломкими ветвями, угробившими при сильном ветре или снеге липком не одну тысячу машин, под них поставленных.

Пока птичку Владимир Ильич искал, жена собралась, и пришлось идти на прогулку. Традиция. Иногда в промозглую осеннюю погоду и не хочется. Но традиция же. Против неё не попрёшь. Так и не выпил таблетку, хоть голова менее чугунной и не стала.

Как такового дождя не было, и даже мороси или взвеси в воздухе не таилось, но сырость прямо давила, как и низкое серо-чёрное небо над головой. В парке в квартале от их дома росли берёзы с ясенями, и жёлтые листья в сочетании с яркими пятнами пластмассовых горок и качелей с каруселями на детской площадке чуть оттеснили тёмное осеннее небо, пропитанное будущим дождём.

Именно в этот небольшой парк посреди Москвы и приходили ежедневно супруги Левины. Побродить по ровным красно-жёлтым бехатоновым дорожкам и послушать весёлые голоса детишек, посидеть на лавочке с другими пенсионерами, перекидываясь сетованиями на погоду — если она это позволяла, а если солнце брызгало лучами и пускало зайчики на дорожки от стоящих чуть поодаль высоток, то тогда приходилось перемывать косточки правительству или проклятым американцам.

Иногда — довольно редко — Владимир Ильич позволял себя уговорить сгонять по-быстрому партеечку в шахматы. Великим шахматистом точно не был, может, разряд на третий играл, всё же в детстве ходил в шахматный кружок. Потом появилось в его жизни самбо и дзюдо, и шахматам времени Вовка уделял всё меньше. И правильно, наверное, поступил тот пацан, что самбо увлёкся. Это стало делом всей жизни. В двадцать лет даже чемпионом Европы по самбо стал и третьим на мире. Болгарину проиграл в полуфинале, обидно проиграл, посчитал схватку уже выигранной по очкам и попался на чистый бросок, расслабился. По окончании МИСИСа попал Вовка в спорт-роту и ещё раз, уже за ЦСКА выступая, а не за «Буревестник», стал чемпионом СССР и призёром на Европе. Так в ЦСКА и остался, сначала детишек тренируя, потом вторым тренером в школе олимпийского резерва работая, а после, как состарился, стал тренером у детей по дзюдо, вновь вошедшему в моду с появлением президента-дзюдоиста. Ушёл на пенсию Владимир Ильич два года назад по состоянию здоровья в звании подполковника и с очень неплохой пенсией. Сердечко. Пошаливало. Вот и ушёл. И давление вместо успехов в спорте стало расти. Теперь от изматывающих тренировок остались только эти прогулки по парку вместе с женой.

С Марьяной познакомился на стадионе. Она тогда тоже тренером работала, общефизической подготовкой с женской командой по хоккею на траве занималась. Потом перешла в лёгкую атлетику. Тренировала сборную ЦСКА по толканию ядра. Не мелкая была Марьяна Ильинична, метр восемьдесят ростом, как раз с Владимира Ильича, и с весом под восемьдесят кг. Да и сейчас мельче не стала. Те же метр восемьдесят, оборачиваются люди, видя их пару, шествующую под ручку мимо скамеек в парке к своей, облюбованной, почти в самом конце красно-жёлтой дорожки у забора. Скамейка эта с трёх сторон закрыта кустами, и кажется, будто вокруг не многоэтажки растут из асфальта, а лес. Ветерок шебуршится в листве, пичуги спорят из-за хлебной крошки.

Хотели Левины дачу купить где-нибудь в Подмосковье, но по зрелым размышлениям передумывали каждый раз, как мысль эта в голову приходила. У всех обычных людей суббота с воскресеньем выходной, а у спортсменов — соревнования. Или на сборы куда ехать надо. Нет времени на дачу.

Владимир Ильич замедлил шаг, а потом и вовсе остановился.

— Погоди, что-то с давлением. Таблетку забыл выпить.

Марьяна, видимо, задумалась, и от остановки мужа её чуть развернуло по инерции. Она распахнула шире свои по-прежнему ярко-зелёные глаза и с тревогой оглядела покрасневшее лицо супруга.

— Плохо тебе?

— Погоди, мушки перед глазами. Сейчас продышусь и дальше пойдём, — изобразил улыбку Владимир Ильич, успокаивая жену.

— Может, скорую вызвать? — Левина сунула руку в карман куртки, вынула телефон.

— Ага, и вертолёт голубой. Всё, пошли, десять метров до нашей скамейки осталось.

— Вертолёт-то зачем? — Марьяна всё так же стояла перед мужем, преграждая дорогу.

Такую и трактор не каждый свернёт.

— Волшебник там. Молодость и здоровье вернёт. Ты не боись, я и за тебя попрошу, Дюймовочка ты моя.

— Щасссс как дам больно! Раз шутишь, то жить будешь. Пошли!

«Дюймовочка» освободила дорогу, поплотнее подхватила Владимира Ильича за руку и повлекла к их скамейке. Мушки перед глазами у Левина кружить не перестали, но вроде полегчало. Или это он легче стал, поддерживаемый чемпионкой Европы по толканию ядра.

На скамейку жена сгрузила Левина бережно. Правда, мушки перед глазами только уплотнились. Может, и правда «Скорую» вызвать? Владимир Ильич расстегнул ворот куртки, воздух показался разряжённым, не хватало его.

* * *

Из протокола допроса Иванчука Олега Владимировича

'Я не видел бабку эту. Там скамейка кустами огорожена. Ехал на самокате, а тут она на меня выбегает и руками машет. Там пару метров всего, я не успел ни остановиться, ни затормозить. Скорость была нормальная. Дорожка пустая, я даже уже притормаживать начал, метров сорок до забора осталось. А она ещё в жёлтой куртке, её на фоне кустов не видно совсем. И берет красный. Прямо как куст, там тоже нижние ветки жёлтые, а верхние красно-коричневые.

Бабка эта выскочила и увидела меня, попыталась, наверное, назад отбежать, наклонилась вперёд. Когда я врезался в неё, то она отлетела к скамейке.