Рим, 202 г. до н. э.

Бреннан припал к каменной стене таверны. В его диком смехе звенело безумие.

— Ещё по одной для всех присутствующих!

Он нашарил в кошельке горсть серебряных динариев и высыпал их на поднос женщины. Её тёмные глаза расширились так, что он мог видеть белок со всех сторон радужной оболочки.

— Но это слишком много! — запротестовала женщина, бросив украдкой взгляд на отца, грузного хозяина таверны в заляпанной тоге[1], которая говорила о его принадлежности к хоть и немытым, но свободным гражданам Рима.

— Он вас всё равно обсчитает, — прошептала она.

Бреннан выхватил поднос у неё из рук и бросил на стол, не обращая внимания на разлетевшиеся во все стороны монеты и чашки. Пьяный воин притянул к себе женщину и заключил в свои объятия. Её полная грудь почти вываливалась из низкого выреза столы[2]. Выцветшая ткань паллы[3]едва прикрывала правый сосок. Это зрелище заставило его ненадолго позабыть про выпивку. Он попробовал сильнее сжать объятья в надежде, что сосок покажется из-под голубой ткани. К сожалению, эта хитрая уловка не удалась.

Бреннан глубоко вдохнул запахи таверны — вино и жареное мясо — и тут же пожалел об этом. Голова пошла кругом.

— Ну как, красавица, есть ли здесь укромный уголок, где мы могли бы уединиться, и у тебя бы появилась возможность заработать ещё серебра? — он с усмешкой схватил её очаровательную округлую попку своими большими ладонями и сжал её. Несмотря на затуманенный вином рассудок он понимал, что это свободная женщина, а не рабыня.

Но на лице женщины застыло недоумение.

— Извините, я не знаю иностранных языков, — произнесла она испуганно, как будто ждала, что он побьёт её за это. Женщина бочком отодвинулась от него и бросилась собирать рассыпанные монеты, отбиваясь от рук жадных посетителей таверны, которые норовили схватить либо монеты, либо бесплатные кружки с вином.

Некоторое время Бреннан озадаченно смотрел на неё, но вскоре осознал, что он, должно быть, говорил на атлантийском, который, к сожалению, был совсем не похож на латынь. Воин говорил на родном языке в пылу битвы и в хмельном дурмане, теряя рассудок.

В последние дни он часто говорил по-атлантийски.

Бреннан услышал бурчание в своем животе и поспешил отвернуться от женщины, чтобы не рыгнуть ей в лицо.

— В д-д-другом месте? Только ты и я? — на этот раз ему удалось выговорить на её языке.

— О! — её лицо прояснилось, она сразу всё поняла. Он, вероятно, был не первый и даже не десятый клиент её отца за последние несколько дней, который хотел уединиться в тёмном уголке с грудастой девкой. Эта мысль заставила его вздрогнуть от отвращения. Но после того как он отпустил женщину и выпил остатки вина из кружки, все плохие предчувствия растворились в бурлящем море опьянения.

Схватив Бреннана за руку, женщина потянула его сквозь толпу пьяных завсегдатаев таверны, которые поднимали тост за своего благодетеля. Он небрежно поклонился, чуть не споткнувшись о чьи-то сандалии, но решительная женщина, очарованная, скорее, его кошельком, чем им самим, твёрдой рукой направила его к задней двери таверны.

— Бреннан, задай ей жару! — крикнул один из его постоянных собутыльников, центурион Сергий. — Она любит, чтобы ей тискали сиськи, когда трахают.

Бреннан снова споткнулся. Навязчивое чувство неправильности происходящего заполнило его пьяный рассудок. Зачем он здесь? Он, один из лучших воинов Посейдона, наконец-то призванный служить в числе избранной элиты, разлагает разум и тело второсортными женщинами и третьесортным вином.

Девица захлопнула деревянную дверь позади них и нащупала его член сквозь тяжёлые складки тоги. Сомнения Бреннана тут же испарились, уступив место похоти.

— Давай-ка посмотрим, какие у тебя есть монеты для бедной невинной девушки, — проворковала она, поджав губы и глядя на него хитро прищуренными глазами, которые уже много лет не были невинными. Затем она ещё сильнее сжала его член.

Бреннан прорычал и обеими руками стиснул её огромные, размером с дыни, груди.

— Я тут подумал, — произнёс он. — Почему бы тебе не задрать юбку и не показать мне, что у тебя там.

Пока он наклонялся к ней, глаза женщины опять расширились, потом стали пустыми, стеклянными, как у рыбы, а затем закрылись. Её голова откинулась назад, а пышное тело обмякло, заставив его потерять равновесие, так что они оба повалились на грязный пол. Врождённое благородство заставило Бреннана перевернуться во время падения, так что он упал на бедро, приняв на себя удар её бесчувственного тела.

— Что ж, прежде я никогда не производил на женщин такого эффекта, — пробурчал Бреннан, обращаясь к стоящим над его звенящей от боли головой амфорам с оливковым маслом, и уставился на женщину с недоумением.

— ТЫ И СЕЙЧАС НА ЭТО НЕ СПОСОБЕН.

Голос прогремел на всю комнату. Бреннан свободной рукой машинально потянулся к кинжалу, но нашел на его месте только пустые ножны.

— ТЫ ДУМАЛ ПОДНЯТЬ НА МЕНЯ ОРУЖИЕ?

Теперь голос стал раздраженным. Разум Бреннана начал было проясняться, но огромное количество выпитого за день вина мешало собраться с мыслями.

— Я воин Посейдона, — заявил Бреннан, хотя даже ему было очевидно, как нелепо это звучит в данной ситуации.

— ДА, ТЫ МОЙ ВОИН. ХОТЯ ОСТАЛЬНЫЕ БОГИ ЗАСМЕЮТ МЕНЯ, ЕСЛИ ЭТО ГДЕ-НИБУДЬ ВСПЛЫВЁТ.

Miertus[4]! Как же сильно ему снесло башку хмельным цунами, если в пьяном бреду ему кажется, будто он слышит самого бога морей? Бреннан поднатужился, пытаясь подвинуть грузное тело девицы, чтобы встать и встретить это — что бы это ни было — на ногах.

Вспышка серебристо-голубого света озарила тёмную комнату, и внезапно тело женщины исчезло — растворилось, будто его никогда здесь не было. Бреннан вскочил на ноги и зашатался из стороны в сторону. Он едва снова не свалился от накатившего головокружения.