Эта книга посвящается Лори Отрин и Джудит Сэмпсон, современной команде ученик-учитель, невольно гарантировавшей, что книги о мифоприключениях Ааза и Скива будут писаться и дальше!

Жизнь – это серия грубых пробуждении.

Р.В-Винкль

Из всего многообразия неприятных способов пробудиться от крепкого сна один из самых худших – быть разбуженным шумом играющих в пятнашки дракона и единорога.

Я с трудом разлепил один глаз и смутно попытался сфокусировать взгляд на помещении. Стул с шумом опрокинулся на пол, убедив меня, что воспринимаемые моим мозгом нечеткие образы, по крайней мере частично, связаны с исходящими от пола и стен нерегулярными вибрациями. Иной, не обладающий моим запасом знаний (приобретенных с немалым трудом и вынесенных с немалыми муками), скорей всего возложил бы вину за этот адский шум на землетрясение. Я – нет. Стоявшая за этим выводом логика была простой. Землетрясения в этом краю – явления крайне редкие. А играющие в пятнашки дракон и единорог – нет.

Начинался самый обыкновенный день… то есть, обыкновенный для юного мага в учениках у демона.

Если б я мог хоть с какой-то степенью точности предсказать будущее и таким образом предугадать грядущие события, то, вероятно, остался бы в постели. Я хочу сказать, умение драться никогда не относилось к числу моих сильных сторон, а мысль схватиться с целой армией… но я забегаю вперед.

Разбудивший меня стук сотрясал здание и сопровождался грохотом множества рассыпавшихся по полу грязных тарелок. Второй стук получился еще более внушительным.

Я обдумывал, не сделать ли кое-что. Обдумывал, не вернуться ли ко сну. А затем вспомнил, в каком состоянии мой наставник отправился спать прошлой ночью.

Это живо разбудило меня. Сварливей демона с Извра только демон с Извра, страдающий от похмелья.

Я молниеносно вскочил на ноги и направился к двери. (Мое проворство было вызвано скорее страхом, чем каким-то врожденным талантом.) Рванув на сеоя дверь, я высунул голову наружу и обозрел местность. Окружение трактира казалось вполне нормальным. Сорняки совершенно отбились от рук, вымахан местами выше чем по грудь. Как-нибудь придется что-то предпринять против них, но мой наставник, кажется, не возражал против их буйного роста, а если я заведу об этом речь, то и буду логичным кандидатом в косцы, я снова решил помалкивать на эту тему.

Вместо этого я изучил разные примятые участки и недавно проторенные в этих зарослях тропы, пытаясь определить местонахождение или, по крайней мере, направление движения предмета моих поисков. Я уж почти убедил себя, что наступившая тишина будет по крайней мере полупостоянной и можно спокойно возвращаться ко сну, когда земля снова задрожала. Я вздохнул, нетвердо-вытянулся во весь свой какой ни на есть рост и приготовился встретить натиск.

Первым в поле зрения появился единорог, здоровенные комья земли так и летели у него из-под копыт, когда он вынырнул из-за угла трактира справа от меня.

– Лютик! – прикрикнул я самым властным своим тоном.

Долю секунды спустя мне пришлось прыгнуть в убежище дверного проема, чтоб не быть растоптанным мчащимся зверем. Хотя я слегка обиделся на такое непослушание, но по-настоящему я его не винил. За ним гнался дракон, а драконы не славятся проворством, когда дело доходит до быстрых остановок.

Словно откликаясь на мои мысли, в поле зрения ворвался дракон. Или, если точнее, не ворвался, а врезался, сотрясши трактир, когда отскочил от угла. Как я сказал, драконы не славятся проворством.

– Глип! – крикнул я. – Немедленно прекрати это! Он ответил на это, любовно махнув по мне хвостом, когда проскакивал мимо. К счастью для меня, этот жест совсем не попал в цель, ударив вместо этого по трактиру с еще одним бьющим по ушам стуком.

Вот и вся польза от самого властного моего тона. Если двое наших верных питомцев будут хоть чуточку послушней, то мне повезет, и я останусь в живых. И все же мне требовалось их остановить. Кто б там ни сочинил бессмертную цитату, советующую не будить спящего дракона, ему явно никогда не приходилось возиться со спящим драконом.

Несколько мгновений я изучал гоняющихся друг за другом среди сорняков двух зверей, а затем решил уладить дело легким способом. Закрыв глаза, я представил себе их обоих, дракона и единорога. Затем я наложил образ дракона на изображение единорога, придал ему несколькими мазками мысленной кисти побольше полноты, а затем открыл глаза.

Для моих глаз сцена выглядела той же самой, дракон и единорог друг против друга на поле сорняков. Но, конечно же, я навел чары и поэтому, естественно, не подвергся их воздействию. Истинное их воздействие можно было прочесть по реакции Глипа.

Он чуть склонил голову на бок и поглядел на Лютика сперва под одним углом зрения, затем под другим, до предела вытягивая свою длинную гибкую шею. А затем повернул голову, пока совсем не оглянулся, и повторил процесс, осматривая окружающие сорняки. А потом снова посмотрел на Лютика.

Для его глаз игравший с ним приятель внезапно исчез, сменившись другим драконом. Все это сильно сбивало с толку, и он хотел вернуть себе товарища по играм.

Должен заступиться за своего зверька – когда я говорю об отсутствии у него проворства как физического, так и умственного, я вовсе не подразумеваю, что он неуклюж или глуп. Он просто молод, и это также объясняет его всего лишь десятифутовую длину и полусформировавшиеся крылья. Я вполне уверен, что когда он достигнет зрелости – лет этак через четыреста-пятьсот – то будет очень ловким и мудрым, а это уже больше, чем я могу сказать о себе. В том маловероятном случае, если я проживу так долго, то буду всего-навсего старым.

– Глип?

Дракон теперь смотрел на меня. Дойдя до предела своих ограниченных умственных способностей, он обратился ко мне, прося исправить положение или, по крайней мере, дать объяснение. Так как именно я и создал положение, вызвавшее у него расстройство, то я почувствовал себя ужасно виноватым перед ним. И с миг колебался на грани возвращения Лютику нормального облика.

– Если ты совершенно уверен, что шумишь достаточно громко…

Я вздрогнул, услышав прогремевший у меня за самой спиной глухой, язвительный голос. Все мои усилия оказались тщетными. Ааз проснулся.

Я принял самый лучший свой пристыженный вид и повернулся лицом к нему. Незачем говорить, выглядел он ужасно.

Если вы, возможно, думаете, что покрытый зеленой чешуей демон и так выглядит ужасно, то вы никогда не встречали этого демона страдающим от похмелья. Нормальные золотые крапинки в его желтых глазах сделались теперь медными и подчеркивались сеткой пульсирующих оранжевых вен. Губы его растянулись в болезненной гримасе, выставив напоказ даже больше зубов, чем при его пугающей успокоительной улыбке. Стоя там, в дверях, уперши в бока сжатые кулаки, он представлял собой картину, достаточно страшную, чтоб вызвать обморок у пауко-медведя.