Владислав Мостыка

В углу

Я умер? Где я? Ничего не чувствую. Мои руки, пальцы, мое тело. Где они? Нет! О боже, нет! Но…что это? Холод… Я чувствую холод. Почему тут так холодно?! Какой-то шум. Назойливый, раздражающий шум. Откуда он? Вокруг только тьма. Ни единого лучика света. Ничего не могу вспомнить. Почему я не могу пошевелиться? Кажется, зрение возвращается. Да! Я вижу свет. Он приближается. Яркий, белый свет. Теперь болят глаза. Если я чувствую боль, значит, я жив. Так ведь? Яркая вспышка осенила все пространство. О да! Теперь я могу видеть. Где же я нахожусь? Нужно привыкнуть к свету. Господи! Как же невыносимо болят глаза! Несколько зажженных канделябров освещают небольшую комнату с мраморными стенами. Трепещущие огоньки свечей отражаются в золотых арабесках, которыми сверху до низу испещрен белый мрамор стен. Справа, по всей видимости, окно. Не могу повернуть голову… Но краем глаза вижу слегка колышущуюся белоснежную занавеску. С высокого потолка опускается вниз золотая люстра, инкрустированная хрусталем с десятками незажженных свечей. Предположительно я нахожусь где-то в углу комнаты. Прямо передо мной, с другой стороны стоит большая кровать. С ее высоких стоек падает вниз нежно-розовый балдахин, и ложится прямо на пол, скрывая ножки. Кажется, что ложе парит в воздухе. Глаза все еще болят, не могу привыкнуть к свету. Там кто-то есть! На кровати лежит женщина с книгой. Рядом на круглой деревянной тумбочке, отделанной серебряной окантовкой, стоит ваза со свежими цветами и зажженная масляная лампа. Ее лицо! Мне кажется оно знакомым. Ох, какие прекрасные глаза, волосы… Я знаю ее, точно знаю! Но откуда? Почему она не видит меня? Я ведь тут, в комнате! Может попробовать окликнуть ее? А вдруг испугается? Но ведь надо что-то делать? Я до сих пор не могу пошевелиться. Не вижу своего тела. Даже голову не могу повернуть! Парализован? Болен? А эта женщина, может быть, присматривает за мной? Может быть, мы женаты? Или моя сестра? Кому еще понадобиться возиться с больным, парализованным человеком? Так ведь? Эй! Ээээй! Я тут! Вы меня слышите?! Даже не шелохнулась. Не слышит. Что, черт побери, происходит?! Что это? Занавеска? Да, справа точно окно. Ветер ворвался в комнату и взмыл вверх белоснежное полотно, почти полностью закрывшее мне обзор. Девушка подняла голову. Она потянулась и положила книгу на крышку тумбочки. Боже, как она прекрасна. Ее мраморное тело покрывает лишь ночная сорочка из тончайшей, прозрачной материи. Округлые бедра, длинные и стройные ноги, узкая талия… Кто же ты? Она закрывает створки окна. Нас разделяет всего несколько метров. Почему она не обратила на меня внимания? Может быть это сон? Не похоже. Нужно попытаться привлечь ее еще раз. Эй! Я тут! Вы меня слышите?! Ох, от крика заболело в горле. Неужели получилось?! Смотрит прямо сюда! Что это? На ее лице промелькнула еле уловимая улыбка. Так она знает, что я здесь? Она видела меня? Слышу тихий стук. Мадемуазель резко развернулась и направилась к высокой двустворчатой двери белоснежного цвета. Повернув золотую ручку, она впустила в комнату мужчину. Невысокий, с черными и длинными вьющимися волосами. Расстегнутый темно-красный аби по полам, воротнику и коротких обшлагах расшит золотым, причудливым узором. Под ним белый жилет с таким же орнаментом в области воротника и кармашков. Темные кюлоты переходили в бежевые чулки и заканчивались черными башмаками, на которых поблескивали серебряные пряжки. Судя по внешнему виду этого мсье и по обстановке в комнате, мы находились в каком-то богатом особняке, а эти люди были не иначе как из знатного рода. Но кто я такой? Как меня зовут? Что я тут делаю? Девушка обеими руками обвила шею мужчины и нежно поцеловала его прямо в губы. Значит это ее возлюбленный. Понятно. Он что-то сказал, но я не слышу. В ушах стоит все тот же монотонный шум. Какова моя роль во всем этом? Эй! Мадемуазель! Мсье! Я хочу вас услышать! Что со мной происходит?! Наконец-то! Шум утихает. Тишина, затем легкий писк. Из него образуются слова. Это голос! Я слышу ее голос. Пока только обрывки, но он становится все четче. «О боже, Виллем, как хорошо, что ты пришел. — я уже четко слышу голос девушки. Такой тонкий, прекрасный и до боли знакомый, — я не могу объяснить причину, но сегодня меня обуял какой-то невыносимый ужас. Мне кажется, что я не одна в этой комнате». Ну конечно же вы не одна, мадемуазель. Я ведь тут! Мсье, как вас там. Виллем! Скажите ей! Скажите ей, что я здесь, прямо тут, перед вами! «Успокойся, моя дорогая Адель, — мужчина нежно обнял девушку за плечи и кивком головы указал в мою сторону, — может быть, твое смятение и страх вызваны им? Не хочешь от этого избавиться?». Так значит меня все-таки замечают! Избавиться от меня? Как это понимать?! Что все это значит? Адель высвобождается из объятий и подходит ко мне. Очень близко. «Ты совершенно не прав, Виллем». — Она смотрит на меня и ее розовых изящных губ коснулась доброжелательная улыбка. Боже, как она прекрасна. В этой девушке идеально все. Зеленые глаза, тонкий нос, узкое овальное лицо. Я ведь знаю ее. Просто не могу вспомнить. Почему я не могу вспомнить?! Где-то снизу, прямо подо мной Адель достает небольшое серое полотенце и все так же мило улыбаясь принимается вытирать мне лицо. Но я ничего не чувствую. Никакого прикосновения. Только звук, подобный скрипу мокрой ткани о стекло. О нет. Все тускнеет! Зрение уходит! «Нет Виллем, он меня не пугает. Совершенно наоборот. Он меня успокаивает…» — я больше не могу видеть, слышу только ее звонкий голос, который звучит уже далеко, уже не здесь… Теперь пропал и слух. И снова шум…

Я больше не слышу…

не вижу…

не чувствую…

Снова тьма. И снова жгучий, невыносимый холод.

***

Яркий свет! В этот раз слух вернулся быстрее чем зрение. Я слышу хохот детей. Топот множества меленьких ног. Возвращается и зрение. Я все на том же месте, в углу. Только комната изменилась. Она заметно обветшала. Что с ней случилось? Огромная кровать уперлась одним боком в пол, который укрывало толстое полотно серой пыли, и из-под нее торчали две сломанные ножки. Тяжелые портьеры, некогда бывшие белоснежного цвета, изодраны в лоскуты и беспорядочным образом валяются на полу в куче иного мусора. Такое чувство, что здесь не жили уже