Посвящается Джонатану Гэлэсси

* * *

Среди судебных ошибок выделяется особый разряд — существенные. Это ошибки, допущенные судом первой инстанции, столь значительные, что пересматривающий дело апелляционный суд должен отменить вынесенный приговор. Затем суд первой инстанции получает указание прекратить дело, провести его повторное слушание или изменить свое решение иным образом.

Клиент, как и большинство клиентов, утверждал, что невиновен. Смертный приговор должны были привести в исполнение через тридцать три дня.

Артур Рейвен, его адвокат, решил не волноваться. В конце концов, рассудил Артур, это даже не его выбор. Федеральный апелляционный суд направил его удостовериться, что спустя десять лет со дня вынесения приговора не осталось никаких веских оснований для сохранения жизни Ромми Гэндолфу. Причин для волнения он не видел.

И все-таки волновался.

— Прошу прошения? — спросила сидевшая рядом молодая помощница Памела Таунз, когда у Артура, вновь представившего себе свое положение, вырвался горький смешок.

— Ничего, — ответил Артур. — Просто неприятно, что меня назначили стороной, проигравшей дело.

— Значит, мы не должны его проигрывать.

Румяная, красивая Памела, ничего не имевшая против появления в теленовостях, широко улыбнулась.

Они были уже далеко от города, ехали со скоростью восемьдесят миль в час в новом немецком седане Артура. Гладкая дорога шла по прерии так прямо, что можно было даже не касаться руля. Мимо проносились поля со стерней — вечные, безмятежные в бледном утреннем свете. Артур с Памелой выехали из Сентер-Сити в семь часов, чтобы избежать скопления машин на шоссе. Он надеялся провести краткую предварительную встречу с их клиентом Ромми Гэндолфом в Редьярде — там располагалась тюрьма штата — и вернуться за свой письменный стол к двум часам — или к трем, если отважится пригласить Памелу на обед. Артур остро ощущал соседство молодой женщины с мягко спадающими на плечи каштановыми волосами, рука которой через каждые несколько миль одергивала клетчатую юбку.

Как ни хотелось Артуру доставить ей удовольствие, надежды выиграть дело было мало.

— По закону на данной стадии, — сказал он, — единственным, что могло бы дать основание для отмены судебного решения, было бы свидетельство его невиновности. А нам его не найти.

— Откуда ты знаешь? — спросила Памела.

— Откуда? Да ведь этот человек сделал публичное признание. Десять лет назад Гэндолф попался в руки полицейских, потом дал письменные показания заместителю прокурора Мюриэл Уинн и наконец повторил свои признания перед видеокамерой. В каждом случае подтверждал, что застрелил двух мужчин и одну женщину и оставил тела в морозильной камере ресторана. Пресса окрестила это дело «бойней Четвертого июля», и его именуют так до сих пор.

— А по телефону он твердил, что невиновен, — сказала Памела. — Это возможно, разве не так?

Поскольку Артур раньше работал в прокуратуре, пока семь лет назад не перешел в фирму «О'Грейди, Штейнберг, Маркони и Хорген», — подобной возможности он не видел. Но Памела в свои двадцать пять, ну, может, двадцать шесть, только начинала адвокатскую практику. Спасение невиновного клиента было своего рода подвигом, о котором она мечтала на юридическом факультете. Видела себя скачущей, подобно Жанне д'Арк, к сияющей справедливости. Вместо этого устроилась в большую юридическую фирму на сто двадцать тысяч долларов в год. Но почему бы не совместить одно с другим? Что ж, нельзя винить людей за их фантазии. Видит Бог, Артур понимал это.

— Послушай, что я обнаружила в протоколах, — сказала Памела. — Пятого июля девяносто первого года Ромми был приговорен к отбытому в предварительном заключении сроку за нарушение режима условно-досрочного освобождения. Те убийства произошли четвертого. Поскольку к уже отбытому, значит, он в это время находился в тюрьме, разве не так?

— Находился, но не обязательно четвертого июля. В протоколах эта дата ведь не указана?

— Нет. Но имеет смысл проверить это, не так ли?

Это имело бы смысл проверить лет десять назад, когда существовали документы, с помощью которых можно было бы доказать, что обвинение безосновательно. Однако даже теперь федеральный апелляционный суд мог ненадолго отсрочить исполнение смертного приговора, и в это время Артуру с Памелой придется из кожи лезть в упорных — и тщетных — поисках подтверждений этой иллюзорной идеи.

Раздраженный перспективой пустой траты времени, Артур сильнее нажал педаль газа и ощутил какое-то мрачное удовлетворение, что большая машина увеличила скорость. Он купил ее два месяца назад как своего рода награду за то, что стал полноправным партнером в своей юридической фирме. Она представляла собой один из немногих предметов роскоши, которые Артур редко позволял себе в жизни. Едва повернув ключ зажигания, он чувствовал, что непочтительно относится к памяти недавно умершего любящего отца, одной из причуд которого была крайняя бережливость.

— И вот еще что, — сказала Памела.

Она достала из лежавшей на коленях толстой папки перечень судимостей Гэндолфа и стала читать вслух. Гэндолф был воришкой и укрывателем краденого. У него было около полудюжины приговоров — за взлом, кражу, хранение украденных вещей.

— Но никаких преступлений с применением оружия, — отметила Памела. — Никаких насильственных действий. Никаких преступлений против женщин. Как он мог внезапно стать насильником и убийцей?

— Среда заела, — ответил Артур.

Краем глаза он заметил, что уголки пухлых губ Памелы резко опустились вниз. Он все испортил. Как обычно, Артур толком не понимал, отчего ему так не везет с женщинами: в тридцать восемь лет остается холостяком. Одной из причин, догадывался он, была внешность. Бледным и сутулым он был еще в школе. В студенческие годы немного прожил в тягостном браке с Марией, иммигранткой из Румынии. Потом довольно долго у него не было ни времени, ни желания начинать заново. Он очень много сил отдавал работе — много неистовства и страсти в каждом судебном деле, множество вечеров и выходных, когда испытывал наслаждение от возможности поразмышлять в одиночестве. Кроме того, ухудшающееся здоровье отца, вопрос о том, что будет со Сьюзен, его сестрой, отодвинули мысли о женитьбе на годы. Но теперь, ища хотя бы малейший признак того, что Памела как-то интересуется им, он почувствовал себя неловко из-за собственной глупости. Его надежды на сближение с ней были так же несбыточны, как ее — на освобождение Гэндолфа. Поэтому он решил отрезвить и себя, и Памелу.

— Послушай, — заговорил Артур. — Во-первых, наш клиент Ром ми сознавался преждевременно и часто. Во-вторых, на суде защищался ссылкой на невменяемость. И адвокат вынужден был признать, что эти убийства совершил Ромми. Затем следуют десять лет апелляций, заявлений о пересмотре дела, два разбирательства с участием новых обвинителей и адвокатов, и ни один из участников процесса не говорит, что Ромми невиновен. Тем более сам Ромми. Он вспомнил, что не совершал этих убийств, лишь когда провел полтора месяца без наркотиков. Думаешь, он говорил прежним адвокатам, что невиновен? Эту игру знают все заключенные — новый адвокат, новая история.