1976 год.

В этом году умер Поль Робсон. А босс боссов американской мафии Карло Гамбини отпраздновал свой семьдесят четвертый день рождения. Национализировали нефтяную промышленность в Венесуэле. Хорхе Луис Борхес получил в Чили Большой Крест Бернардо О’Хиггинса, и левые сурово осудили его за «поддержку пиночетовской диктатуры». На своем дне рождения Джеймс Маккартни изрядно напоил сына и просил его что-нибудь спеть. А «Красная Звезда» назвала Маргарет Тэтчер «Железной леди», и кличка, что называется, приклеилась. Стив Джобс и Стив Возняк официально зарегистрировали фирму со смешным названием «Яблоко». В городе Уфа родилась Земфира Рамазанова, но на это тогда мало кто обратил внимание, потому что умер Мао Цзедун.

Вообще год выдался непростой, как, впрочем, и все остальные. В мире назревал очередной кризис, несмотря на то что СССР и США договорились не испытывать атомные бомбы более ста пятидесяти килотонн, а Москву посетила Индира Ганди. Международное положение оставалось сложным. Одни страны разорвали дипломатические отношения с другими, а это что-то да значит. Кому-то на этой мутной волне повезло, например Великобритания дала больше автономии Шотландии и Уэльсу, а Аркадио Мигель ухитрился выскочить из окна второго этажа и не сломать ноги. В темноте улочки Лаварден это само по себе было большой удачей. Он приземлился на четвереньки, перекатился через голову. Мелкие камешки больно царапнули по голой спине и ягодицам. Аркадио, пригибаясь, кинулся к стене дома и замер в темноте. Он чувствовал, как вечерняя прохлада заставляет мышцы подрагивать, а сердце тяжело бухает в груди.

Тишина.

Скрипнула створка окна. Аркадио затаился, стараясь вжаться в стену. Что-то с легким хлопком мягко ударило его по лицу и плечам. Он вздрогнул, но потом сообразил: одежда! С глухим стуком рядом упали ботинки.

– Мануэла! Что ты делаешь там у окна? – Грубый, наполненный недоверием мужской голос заставил Аркадио замереть.

– Душно, – раздраженно ответила женщина. – Мне душно, Хосе…

– Могут залезть воры, – недовольно проворчал мужчина, но окно закрывать не стал. Старый толстый Хосе Коррехидор, шеф полиции района Парк Патрикос, не тешил себя иллюзиями относительно верности молодой супруги, но поймать ее с поличным… увы, не удавалось. – Грязные воры или марксисты. Чертовы марксисты… Давно надо поставить решетки.

Он тяжело протопал по скрипучим доскам пола. Хлопнула дверь.

Аркадио Мигель, посмеиваясь, натягивал брюки. Ирония заключалась в том, что «чертов марксист» только что выпрыгнул из окна ненаглядной Мануэлы, выпрыгнул и остался цел, здоров и доволен. Бурный роман с этой черноволосой красоткой с широкими, полными страсти бедрами, приносил двойную пользу. Помимо своего щедрого на любовь тела, Мануэла с легкостью отдавала любовнику всю информацию, которую умудрялась получить от болтливого мужа. Знакомство, полезное во всех отношениях.

Аркадио оделся, перемахнул через невысокую ограду и быстрым шагом двинулся в сторону бульвара Аманцио Алькорта, где даже самой глубокой ночью не утихает движение, и шумные толпы праздных гуляк шатаются туда-сюда в поисках развлечений или просто чтобы убить время. Туристы или какая-нибудь богема, прожигатели жизни. Таких людей Аркадио Мигель презирал и не понимал. Для него жизнь была коротким, ярким мигом, в который необходимо уложить, втиснуть множество событий и действий. Чем больше, тем лучше. Чтобы никто не мог сказать потом, что он, Аркадио Мигель, прожил отмеренный ему срок зря.

На бульваре он поймал такси и через полчаса уже был на улице Сан-Хосе. Откуда пешком, часто оглядываясь и прислушиваясь, добрался до небольшого, погруженного в темноту переулка Святой Терезы и постучал в ничем не примечательную дверь.

Через некоторое время послышались шаги, и заспанный голос спросил:

– Кто?

– Мигель.

– Какой Мигель?

– Из Сан-Хосе.

Дверь приоткрылась – ровно настолько, чтобы гость мог проскользнуть внутрь.

– Все чисто? – спросили в темноте прихожей.

– Чисто, – ответил Аркадио. – Ты меня знаешь.

– Хорошо. Свет зажигать не буду.

Аркадио, осторожно ступая, нашарил в темноте крутую лестницу на второй этаж и бесшумно поднялся. В наглухо зашторенной комнате сидели пятеро. Тускло горела слабенькая лампочка.

– Пришел.

– Говори, не тяни.

– Десятое число, два часа дня, – сказал Аркадио. – Парк Колон…

Когда-то, лет пятьсот назад, на этот берег прибыли испанцы. Индейское племя керанди встретило дона Педро де Миндоса и компанию по всем законам гостеприимства. Испанцы основали поселение и всего за пятьдесят лет довели гостеприимных индейцев до ручки. Объединившись, племена кечуа и гуарани смели форт с лица земли. Но поколение конкистадоров оказалось на редкость упрямым, на дворе стояла Эпоха Великих Географических Открытий. Так что индейцы с их национальным самоопределением пришлись, как говорится, не ко двору. Почти сразу, по меркам того времени, через каких-то пару лет, на южно-американский континент прибыл десант под предводительством дона Хуана де Гарая, который, показав кечуа и гуарани, где раки зимуют, основал на старом пепелище новый город. И назвал его Вилья Санта Мария де лос Буэнос-Айрес. На этом про будущую столицу Серебряной страны благополучно забыли. Население по этому поводу сильно не переживало, занимаясь в основном прибыльным делом – контрабандой. Но время оказалось не благосклонно к испанским грандам, постепенно задвинув их на вторые роли. И вот уже нелепый английский выскочка завладел морями. И вот уже колонии заговорили о независимости. И Испания, чувствуя запах жареного, превратила Буэнос-Айрес в укрепленный аванпост в южной части Атлантики со всеми вытекающими из этого решения последствиями. Помогло не сильно. Потому что уже через несколько лет Аргентина получила независимость. Однако вложенные испанской короной песеты пошли в рост, и Буэнос-Айрес оставался самой крупной, шумной и блестящей столицей во всей Южной Америке – аж до самой Второй мировой. Но на волне мировых потрясений резко поднялась Бразилия, разбогатела Венесуэла, а там и Куба показала могучему северному соседу крепкую загорелую фигу, выдвинувшись на политическую передовую. Аргентина медленно и неуклонно сдавала позиции. Превращаясь в тихую по латиноамериканским меркам гавань, наполненную шедеврами колониальной архитектуры в стиле барокко и множеством художников, лучших, как утверждают сами аргентинцы, на всем южно-американском континенте. Учитывая все это, совсем не удивительно, что именно Аргентина стала местом, куда в 1943 году устремились из Европы самые умные, в 1944-м – те, кто поумнее, а в 1945-м – те, кому повезло. Самые невезучие остались в бункере неподалеку от Рейхстага.

Большие пароходы везли людей. А бесшумные и опасные подводные лодки перевозили через океан нечто иное. Архивы. Те самые ценные бумаги, отсутствие которых сильно расстроило особый отдел ОГПУ, занимавшийся, помимо вопросов научного шпионажа, тем, что официальная политика Партии величала мракобесием.