«Человечество не было готово принять дар, которым я напрасно делился. И теперь я должен уйти. Нашедшие силу лишатся её с моим уходом, и отныне предки пребудут в забвении. Но в напоминание я оставлю им последнее своё творение – мир снов. И когда потомки будут готовы отказаться от привычек материи и понять, что все в Абсолюте едины, люди станут пробуждаться во снах, пока миру не явится последний сноходец. Он отыщет силу и пронесёт её сквозь границы миров на Землю, тогда морок рассеется, и человечество навсегда избавится от своих вечных страданий…»

Из дневника первых сноходцев

Молодой сноходец беззвучно скользил вдоль обшарпанных стен и закрытых дверей в поисках давно забытого сна.

Подошва лакированных туфель едва касалась дощатого пола, усеянного облупившейся штукатуркой. Тусклый свет старых ночников, висящих под чёрным, местами обвалившимся потолком, вычерчивал на гладком лице острые, геометрически выверенные черты: тёмные брови, тонкие, напряжённо сомкнутые в сосредоточенности губы, и лёгкие тени вокруг зелёных глаз, устремлённых в непроглядную даль коридора.

Виктор уже бывал в этом месте, и теперь вернулся в коридор дверей по собственной воле, чтобы отыскать других пробуждённых, чьё присутствие неизменно ощущал за запертыми дверьми, что тянулись бесконечными рядами слева и справа.

Однако до сих пор никто в этом лабиринте ему так и не встретился. Единственными его компаньонами до сих пор оставались стаи мёртвых насекомых, которые дремали в пыльных плафонах пытаясь согреться. Казалось, уже никто не потревожил бы их покой, пока не явились они.

Из стен засочилась густая зудящая тьма, разрастаясь маслянисто-дымчатым пятном и обретая форму. Ночники занялись болезненным мерцанием, давясь пятящимся назад, в их нутро светом. И тогда стайки обожжённых мотыльков словно ожили и стали разлетаться в разные стороны.

Тёмное пятно переползло на потолок и Виктор замер. Он осторожно поднял взгляд, стараясь не выдать страха перед стражем.

В нависшей над ним тени проявилась пара косых, рваных глазниц полных прожорливой тьмы. И во тьме той обитало нечто, от чего сердце сноходца каждый раз сокращалось так часто и сильно, что он чувствовал его даже здесь, во сне, где физические ощущения могут возникать лишь на более глубоком уровне сна или перед самым пробуждением.

Совладав со страхом, Виктор отвернулся и прошёл дальше, оставляя пристально наблюдающего стража позади. Напряжение в лампах стабилизировалось. Частые глухие удары в ушах стихли, и на лице сноходца проявилась улыбка облегчения.

Он и не надеялся вернуться сюда после прошлого раза, когда стражи силой заставили его проснуться. Они и сейчас следили за ним из стен, из дальнего конца коридора, испытывали на прочность, улавливая каждый его шаг переливающимися бесплотными телами, улавливая малейшие вибрации его разума, ещё неокрепшего для долгого удержания контроля. Однако пока немые стражи проявляли благосклонность.

Можно было бы сослаться на удачу, но Виктор давно понял, что единственный способ обмануть стражей – имитировать и не оставлять следов. И в этом он достиг успеха. Он мысленно усмехнулся, подумав, что мог бы дать фору даже талантливым актёрам. Ведь поменять внешность и голос не сложно. Но вот чтобы изменить характер, принцип мышления и частоту сознания, требуется немало усилий.

Через несколько дверей облезлые доски под ногами заскрипели громче, и всё вокруг приняло ещё более неблагонадёжный вид. Отсюда начинался следующий участок коридора. Более ветхий и осязаемый. На стенах пузырились выцветшие обои, местами содранные вместе со штукатуркой.

Виктор остановился у обнажённой кирпичной кладки, где несколько кирпичей отсутствовали. Он прильнул к небольшой сквозной бреши, разгоняя зависшие в воздухе песчинки, и вгляделся наружу. И если бы сноходец дышал, то затаил бы дыхание.

Дымчатые переливы звёздного пути, огромные планеты, звенящий блеск пролетающих совсем близко комет, гул изумрудного пламени взрывающегося вдали шара – всё это пленило его.

Забыв на несколько секунд о крадущихся к нему стражах, готовых вот-вот обрести облик и напасть, Виктор подумал о том, что сейчас он ближе к разгадкам Вселенной, чем всё человечество со своим научным прогрессом, ближе, чем Гагарин, видевший из иллюминатора лишь умирающую в безжизненном вакууме Землю. Всем сердцем Виктору хотелось дотянуться до этой пестреющей бесконечности, манящей как дом и начало.

Лишь когда слева возник давящий импульс надвигающейся тьмы, сноходец отпрянул от стены и быстро зашагал дальше, по вновь замерцавшему коридору, пытаясь сохранять спокойствие и удерживать контроль как можно дольше. Он не собирался сдаваться стражам и проснуться, так и не отыскав следов других. Давно забытый сон привёл его в этот коридор, и Виктор чувствовал, что сейчас он на верном пути.

Слева и справа молчали запертые двери. Сноходец скользил по ним жадным взглядом. Они же невозмутимо таили за своей неприступностью вещи куда более личные, чем те, которые можно спрятать за занавесками, в ночи или за дверным замком. Все двери имели разные размер и форму и оттого казались одинаковыми. Но одна всё же зацепила взгляд Виктора.

Он не сразу понял, чем именно, пока не остановился в нескольких шагах от неё и не заметил на дорогой, но уже чуть потёртой кожаной обивке след некогда висевшего номера – «43». И ниже другая деталь – металлическая ручка всё ещё хранила след чьего-то недавнего прикосновения. След зрительно неразличимый, однако шёпот его владельца пронзил Виктора внезапно, точно сквозняк. И даже через сон у сноходца перехватило дыхание, когда вслед за призрачным зовом дверь скрипнула и приоткрылась.

Кто-то хочет, чтобы я вошёл? – не веря удаче, мысленно спросил Виктор.

Зная, что нельзя выдавать смятения и страха перед стражами, так и ждущими за спиной, сноходец всё же поддался предательскому чувству преследования и обернулся.

И в тот же миг тени зашипели, обнажая десятки рваных глазниц. Стены задрожали. Ночники захлебнулись, треща и мерцая. Космический свет в пробоинах коридора потускнел от наплывающей мутной реальности.

Промедление и сомнения грозили пробуждением. Испугавшись, что в следующий раз дверь навсегда останется запертой, Виктор рванул к ней, но свет внезапно погас и коридор захлебнулся онемевшей тьмой.

Шла секунда, вторая, третья.

Один из ночников вдали неожиданно вспыхнул, и в рваном свете, сквозь медленно поднимающийся с пола к потолку мусор, Виктор увидел толпу принявших свой уродливый гуманоидоподобный облик стражей. С онемевшими лицами они неслись прямо на него на своих несгибаемых длинных ногах, тянули к нему разлапистые руки, похожие на ветви деревьев, и с глубоким воем разевали безразмерные рты, растянутые от самых глазниц по всему туловищу, объятому дымчатой вуалью.