Ник Перов

В последнем ряду

Пахнет пылью и почему-то лимонным порошком для чистки плиты.

Договаривались попасть за кулисы, но меня никто не встретил, а сама я нашла только вход в зрительный зал. Шла репетиция, поэтому я, стараясь не шуметь, села в самом последнем ряду, который сбоку от входа, под балконами. Наверняка, эта часть зрительного зала как-то красиво называлась, но я ходила в театр последний раз в детстве, за подарком после новогоднего представления, значит, давно, значит, только за подарком, а не ради спектакля и уж тем более не обременяла себя знаниями об устройстве театра.

Раз уж мне «повезло» оказаться на репетиции, то я попыталась вникнуть в происходящее на сцене. Неестественно эмоциональные и громкие голоса, напряженные движения актеров на фоне фанерных декораций кухни в советском стиле, не давали проникнуть в смысл, вызывая ощущения двойного обмана.

Пискнул вотсапп.

Надо поставить на беззвучный режим.

Он писал, что пришлось самому везти сына на секцию, но заберет Ляля, поэтому Он скоро освободится и приедет.

Ответила, что пока смотрю репетицию какого-то спектакля, потом даже интереснее будет попасть за кулисы и познакомиться с театральным миром изнутри.

Повторно попытаться вникнуть в сюжет не дал голос сбоку:

— Вы же Аня?

Кивнула, скорее от растерянности, чем соглашаясь.

Наверное, пока я переписывалась, подсел этот парень, и, если он знает как меня зовут, значит, это и есть тот актер, с которым дружит Дима и который мог нам устроить проход в закулисье театра. Илья.

— Вы Илья.

Я даже не спросила, а проинформировала, что поняла всю цепочку событий.

— Дима попросил вас встретить, но я вовремя не успел, а когда подошел к вахтеру, он сказал, что Вы уже зашли. Я искал Вас по всему театру, только потом догадался заглянуть в зрительный зал, но и тут Вас не сразу заметил, пока не засветился телефон.

— Да, люди давно без телефона будто и не существуют. — резюмировала я.

По вибрации поняла, что пришло сообщение.

«Ляля не успевает забрать Кирилла. Что-то у нее там с записью на маникюр напутали.»

Значит, Он не приедет сегодня.

Я давно привыкла додумывать сообщения до того звена повествования, чтоб оно касалось меня. Меня нет в жизни Димы, когда там семья, поэтому Он не пишет обо мне в одном предложении с именем жены или сына. С удовольствием представляю как Он сейчас ждет мой ответ: ссутулившись, в сторонке от других родителей, смотрит в экран, поторапливая глазами надпись вверху чата: «печатает….». Последнее время мне нравится это представлять — как Он ждет мой ответ. Ждет, чтобы удалить и переключиться в свою жизнь без меня. Когда я вижу, что от меня сообщение получено и прочитано, я знаю, что чат будет удален и нельзя писать до следующего сообщения: «Доброе утро, Красотка». Да, имени у меня нет. А то вдруг Он не так назовет жену в разговоре или в постели. Да и меня нет пока Он не напишет. А как Он яростно смывает с себя в дУше мой запах после наших свиданий! В дУше или в душЕ?) Без мочалки и геля, трет тело руками, скребет! Мне смешно за этим наблюдать. Таким чистым человек не бывает даже после рождения. Только если в момент Сотворения — из вакуума небытия и звездной пыли. А потом эта неловкая сцена с рассматриванием сначала себя, уже одетого, в зеркало со всех сторон, а потом меня, полураздетую, на предмет остатков косметики, чтоб ни дай бог при прощальном чмоке ничего с меня не отпечаталось на нем. Ему неловко, а мне смешно. Я даже в душЕ зловеще смеюсь как ведьма из сказки. А однажды рассмеялась в голос, глядя на свое отражение в зеркале прихожей, когда за ним закрыла дверь. Всклоченная, еще не старая и еще пока красивая, ведьма. Прозвучало жалко и глухо.

Надо дописать все же сообщение.

«Меня встретил Илья. Все хорошо. Чмоки»

Наверняка, Он только сейчас выдохнул, даже не вникнув в суть сообщения, поспешил удалить чат и, расправив плечи, вернулся смотреть тренировку сына.

Я тоже только сейчас выдохнула.

И только сейчас поняла, что написала про Илью в злобной попытке вызвать ревность тем, что осталась наедине с симпатичным парнем. При этом даже не думая о парне и что он сидит рядом и может видеть переписку.

А он видел.

Оторвавшись от экрана, я наткнулась на его сочувствующий взгляд. Еще бы — такая безмолвная драма в голубом свете цифрового пространства. Это вам не показные эмоции, громкие длинные монологи, фанерные декорации на сцене. Это только слова на экране и абсолютное отсутствие мимики, движений, голоса. Но всем все понятно.

— Спасибо, это лучшая экскурсия по закулисью, какое могла себе представить.

— Спасибо, это лучший спектакль, что я видел.

Я встала чтоб уйти, он встал чтоб или пропустить меня или проводить. Из-за того, что он так и не решил для себя для чего он встал, мы застряли между кресел друг напротив друга. Я начала его целовать. Злобно. Даже держала его голову, хотя он и не сопротивлялся и неловко обнял меня за талию, потом начал водить рукой вдоль спины. Когда он тяжело, возбужденно задышал, я почувствовала над ним полную власть. Надавила ему на плечи, принуждая сесть. И прошла мимо него на выход. Не надо было на меня смотреть с жалостью!

Я шла и смеялась в полный голос. Зловеще. В театре. С хорошей акустикой пустого фойе это было особенно эффектно. Я так вошла в роль, что даже покружилась, раскинув руки в сторону и запрокинув голову. Но когда в этом кружении попыталась опять смеяться, из горла вырвался крик чайки.

Центральный выход был закрыт и я остановилась в полумраке, вспоминая, как пройти к служебному. Достала телефон. Переключила его с беззвучного режима на звук, свет, вибрацию. Зашла в вотсапп и удалила чат «Дмитрий Сергеевич работа». Все признания, обещания, оправдания, все отблески жизни Ляли, Кирилла, которые прорывались сквозь сообщения чата и больно ранили мое сердце — «удалить»!

Ну вот и выход нашелся. Запасный.