Сливочное масло

За утренним ласковым сном, похожим на дымку тюля, колышущегося над лицом, идет пробуждение. Пробуждение у Нее часто связано с тревогой, иногда — с радостью, периодически — со слезами, не от грусти и не от тюля, просто так. Сегодня пробуждению сопутствовала апатия. Вставать не хотелось совсем; руки, ноги и позвоночник были вялыми, опухшими, Она знала, что соприкосновение с холодным полом сделает Ее похожей на зефир. Пробовать не хотелось. Сегодня Она не чувствовала запахов и вкусов, не видела цвета, а высохшие снаружи и внутри утренние слезы тонкой пленочкой застилали зрачок и не давали распознать цвета. «Почему подушки красные, а не зеленые? Если сегодня они никакие, то почему вчера я думала, что они все-таки какие-то? Эти бессмысленные деревянные подушки».

Она бы так и пролежала целый день. Молча, потому что слюна у Нее во рту тоже высохла (и частично впиталась в язык, отчего он стал большим и неповоротливым) и сковала ротовую полость; не моргая, потому что пленочка на глазах все же была сухой и больно царапала веко с изнанки. Вялые, как позвоночник, шизанутые (особенно минутная, самая дикая) стрелки часов сошлись на пике циферблата. Так Она поняла, что время не остановилось. Вместе с этим осознанием пришел первый на сегодня запах — запах свежего сливочного масла. Она сломала корочку на глазнице и, уже с опущенными веками, представила, что на кухонном столе лежит большой и бесцветный, но сильно пахнущий кусок. Он не мог просто так там появиться; значит, кто-то пришел.

— Эй, с новым днем тебя! — лопнуло что-то в ухе. Затем в дверном проеме спальни появился человек. Человек был знакомым, кажется, но таким же бесцветным, как масло и подушка. На его лице было очень много улыбки и очень мало всего остального. Он не вызывал ничего, — чего лежишь, там солнце, тепло и пахнет весной!

— Нет, — пленка во рту порвалась, Ей захотелось пить, — я не встану, не думай просить.

— Я и не хотел. Там в холодильнике у тебя все прокисло, хочешь, я выкину?

— Принеси попить, пожалуйста.

Человек исчез за косяком, глухо зашумел рядом с куском масла и через полминуты (шизанутая стрелка все отсчитала) вернулся со стаканом. Она прильнула к безвкусному стакану с безвкусной водой, отпила до дна и без слов и взглядов вернула стакан человеку в руки. Улыбка его немного растерялась, стало понятно, что он испытывает другие эмоции тоже. Он снова вышел из спальни и вернулся к маслу. Запахло сильнее, и вместе с запахом до Нее донеслось шуршание ножа по хлебу. Испортить масло вчерашним хлебом? Человек оказался не совсем понятливым.

— Будешь бутерброды? У тебя из съедобного только хлеб, да я масло еще принес, — его голос был похож на предутреннее шуршание тюля и не вызывал плохих мыслей. Она согласилась. Они вместе, лежа и сидя в кровати и на полу, позавтракали. Отсутствие вкуса после воды сменилось солоноватым и поровну сладким послевкусием сливочного масла. Его, увы, портила только сухость от полумягкого и мелкопористого вчерашнего хлеба.

Дальше человек решил проветрить комнату и вынести остатки пропавшей еды на помойку под окном. Сначала не пахло ничем, кроме масла; потом пробился другой, тошнотный запах из холодильника. Стараниями человека, гремящего ведрами и пакетами, а потом дверьми и лестницами, второй запах исчез. Она перестала следить за этой оторвой, минутной, так что не знала, сколько прошло времени, когда под окном отвратительным железом запела помойка. Снова пахнуло, как из холодильника, так что человеку по возвращении пришлось закрыть окно. Ничего не изменилось.

— Тебе работать не надо? — Она почему-то первая решила завести разговор, — ты чего здесь торчишь?

— И у тебя, и у меня сегодня выходной, — человек снова улыбнулся, на этот раз не так полномасштабно, только уголками. Она рассмотрела его губы — немного потрескавшиеся, верхняя полнее нижней; но это не беда, с такими губами люди тоже живут.

— Тогда хорошо, — он уже копошился то возле комода, то над туалетным столиком, то на столе, все что-то перебирал, махал руками и шатался с ноги на ногу. Она снова решила заговорить, — у меня к тебе просьба.

— Какая? — теперь его лицо озадачилось, он отложил пустой шредер и щетку для пыли и развернулся к ней всем корпусом. Ей показалось, что по его щекам скатилась пара слезинок.

— Надо постирать платье, — он выдохнул, слезы закатились обратно под его веки, — руками, — и вдохнул обратно, опустив лицо.

— Ладно. Хочешь надеть завтра?

— Если повезет.

Самое странное для нее было в том, что бесцветный человек выполнил и эту просьбу. Ее глухие перепонки привыкли к тому, как колышется прибой стиральной машинки. В этот раз было иначе — колыхалась по воле случая вода в тазе, это бормотание чередовалось только с шепотом одной руки о другую. Глупый человек даже не додумался надеть перчатки. У Нее не находилось сил судить его за его нерассудительность: кто, кроме него, сделал бы сегодня то же самое? Когда Она вот такая: слепая, глухая, немая, лежачая и не способная даже выдержать груз самой себя под ногами. Сколько бы Она прожила сегодня без него? По щекам человека снова скатилось две неважные и одинокие слезы, капнули безразличным и тихим-претихим звуком в тазик с завтрашним платьем для Нее и пропали там. Может, даже успели просочиться через ткань и изменить такую гладкую батистовую структуру, но об этом никто и никогда не узнает. Она услышала эти две звонкие ограненные капли, и одно за другим закрылись ее веки. Она уснула, когда на часах было четыре вечера.

***

Она проснулась, когда в дверь зазвонили. Еле проснувшись, она встала и помчалась открывать, забыв о том, как неподвижно умирала одну восьмую дня назад. Там были родители, так редко ее навещавшие, но такие же радостные, какими она их месяцы назад оставила где-то далеко, на родине. Они вошли в квартиру, разулись, вдохнули весенний квартирный воздух: пахло сливочным маслом.

— Извините, я как-то уснула, не успела ничего приготовить к вашему приезду, — она смутилась, поняв, что холодильник пуст и что только сливочное масло напоминает о том, что в ее квартире кто-то живет, — если вы подождете, я…

— Мы можем заказать что-нибудь, не переживай, — мама улыбнулась, и мелкие, едва заметные гусиные лапки затопали в уголках ее глаз.

— Расскажи лучше, как ты, что делала сегодня, — папа сел на кушетку возле ее кровати, пока она сосредоточенно вводила электронный адрес круглосуточной доставки еды.

— Ничего особенного, — руки