Посвящается Кэтлин Джордан, издателю «Альфред Хичкок мистери мэгэзин» — с любовью.

Она рискнула издать неизвестного автора — так родилась на свет история Акитады.

Этот роман всегда будет принадлежать только Кэтлин, потому что начинался он с обычного рассказа, предназначавшегося ей.

Главный герой, его родные и домочадцы:

Сугавара Акитада — потомственный дворянин, вернувшийся с важного государственного задания

Тамако — его жена

Ёринага(Ёри) — его маленький сын

Госпожа Сугавара — вдова, старшая женщина в доме

Акико — старшая из сестер Ахи гады, замужем за Тосикагэ

Тосикагэ — дворянин, секретарь ведомства дворцовых хранилищ

Такэнори — его старший сын и помощник

Тадаминэ — его второй сын, военный

Ёсико — младшая из сестер Акитады, не замужем

Тора — вассал Акитады, бывший солдат

Гэнба — вассад Акитады, бывший борец

Сэймэй — престарелый секретарь Акитады

Сабуро — старый слуга, вассал семьи Тамако

Персонажи, связанные с ходом уголовных дел:

Нагаока — торговец древностями

Нобуко — его жена

Кодзиро — его младший брат, землевладелец

Уэмон — хозяин труппы бродячих актеров

Кобэ — начальник столичной полиции

Масаёси — тюремный врач

Гэнсин — настоятель Восточного горного монастыря

Эйкэн и Анко — два монаха

Ноами — художник

Ясабуро — отставной профессор, тесть Нагаоки

Харада — пьяница, счетовод в хозяйстве Ясабуро

Дандзюро — актер из труппы Уэмона

Злато — акробатка

Госпожа Вишневый Цвет — бывшая акробатка, владелица спортивного зала

Юкио — ее служанка

Храп у нее за спиной сменился неразборчивым бормотанием, и она настороженно обернулась. Но тревога оказалась напрасной — ничего особенного, обычный пьяный сон. Она снова принялась всматриваться в темноту мокрого двора. Храп вскоре возобновился. До чего же безмозглые животные эти мужчины!

Должно быть, уже прошло много времени, и дело-то наверняка сделано. Она вздрогнула, поежилась и поплотнее запахнула шелковое кимоно.

Еще раньше, когда только вступила в этот извечный приют странников, она с интересом прочла на его стенах заветные надписи. К одной из них даже прилагались рисунки — изображения сидящего Будды и судии мертвых, властителя Царства смерти Эммы. Просветленные лица молящихся окружали улыбающегося Будду, а перед суровым судией-повелителем свирепый демон, пронзая копьем тела кричащих страдальцев, гнал их в раскаленный бурлящий котел. Хорошо постарался неизвестный художник, чтобы добиться столь мрачной убедительности. Надпись под рисунком гласила: «Убереги меня, о Амида[1], от искушения! Избави меня от вечных мук!»

Что такое искушение, она знала не понаслышке, только, к счастью, была чужда набожности. К чему тратить время на такие пустяки, на все эти глупые суеверия и предрассудки?

Затаившись, она напряженно ловила звуки. Что это было? Открыли дверь? Ведь сейчас самое опасное время. Нарушит ли по неосторожности тишину тот, кого она ждет, или кто-то из постояльцев встанет помочиться, или самый ревностный из монахов вздумает предаться предрассветной молитве — и все пропало. Но темный двор в сени деревьев хранил безмолвие. Странно, но почему-то не слышно было даже ночных птиц, не шуршали в зарослях лисица или барсук. Не иначе как дождь испортил им всю охоту.

Хотя вот!.. На этот раз она не ошиблась — снова тот же тихий звук, только теперь гораздо ближе — легкое шуршание камешков под ногами. Она затворила дверь, оставив себе лишь узенькую щелочку, и через нее продолжала наблюдать за двором.

В дальнем конце веранды слабо мелькнул свет фонаря, выхватив из черной мглы очертания громоздкой фигуры. Жалобно скрипнула расшатанная ступенька.

Сердце ее бешено заколотилось, и она тихо подала голос:

— Кто там?

В ответ послышалось ворчливое:

— Это я. Открывай быстрее! Она вскочила и распахнула дверь.

Мужчина в монашеском одеянии ввалился через порог, сгибаясь под тяжестью огромной ноши. Она затворила за ним дверь и опустила щеколду. Во тьме его шумное дыхание полностью слилось с храпом спящего. Она нащупала свечу и зажгла ее.

Крохотное мерцающее пламя осветило тесную убогую комнатушку и согбенную фигуру вошедшего. Он скинул с плеч свою громоздкую ношу, и она бухнулась об пол. Устремив невидящий взгляд в пустоту, на полу лежала бездыханная девушка. Кончик вывалившегося языка виднелся из приоткрытого рта, на шее болталась пеньковая веревка.

Мужчина присел на корточки и уткнул лицо в ладони.

— А ты не очень-то поторапливался, — сказала женщина, раздраженно посмотрев на него. Потом, повернувшись к нему спиной, она начала раздеваться. — Трудности какие были?

Он пробурчал что-то, окидывая ее жадным взглядом, потом кивнул в сторону спящего:

— А с этим как? Вдруг проснется?

— Не проснется. Надрался вусмерть, теперь проспит до утра. А уж тогда-то будет слишком поздно. — Она хихикнула, сбросив исподнее, и склонилась над трупом

Мужчина пожирал глазами ее обнаженное тело.

— Иди сюда! Ну-ка приподними ее! — И, не дождавшись повиновения, она нетерпеливо проворчала: — И почему мужчины такие бестолковые?!

Он послушно поднялся и пробурчал:

— Лучше б ты оделась!

— Что? — Она посмотрела на него и усмехнулась. — Ладно уж, только погоди немного, жеребчик ты мой ненаглядный!

Руки его дрожали, когда он освобождался от одежды, потом она приблизилась к нему, повалила на пол, и оба тяжело задышали в любовной горячке. Когда страсти утихли, она поднялась и оделась, сделав недовольную гримасу, а он порывисто отвернулся и снова уткнулся лицом в ладони.