Александр  Бруссуев

Деньги.

Я дал повеление избранным Моим

И призвал для совершения гнева Моего

Сильных Моих, торжествующих в

Величие Моем.

- Ветхий Завет. Исайя. Гл. 13 стих 3 -

What do you mean: “I don’t believe in God?”

I talk to Him everyday.

What do you mean: “I don’t support your system?”

I go to court when I have to.

What do you mean: “I can’t get to work on time?”

I got nothing better to do.

And, what do you mean: “I don’t pay my bills?”

Why do you think I’m broke? Huh?

If there’s a new way

I’ll be the first in line.

But it better work this time[1].

Dave Mustaine aka Megadeath – Peace Sells -

  Человек живет настоящим. Только, к сожалению, это настоящее часто приходится на прошлое. Сам же, вдруг, внезапно оказывается в будущем, где он уже совсем взрослый, можно сказать — старый, немощный и даже одинокий. Как же так? Еще позавчера в школу ходил, вчера — институт заканчивал, сегодня — работал, работал, работал, а теперь — одной ногой, можно сказать, в могиле. Или даже двумя ногами. Это и называется жизнь.

  Тойво встряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и медленно поднялся с колен. Под могильной плитой осталась та, ради которой он жил еще сорок лет, та, ради которой он бы отдал эти сорок лет. Лотта. «Радость моя, ты прости, что я горе твое».

  Товарищи из КГБ его ждали и не торопили. Видели они его слезы, слышали его слова — Тойво это не интересовало. Здесь, на старом финском кладбище Выборга, он позволил себе стать самим собой. И до самой гостиницы Англетера он будет самим собой. Только потом сделается опять Джоном Хоупом, чтобы выехать прочь из Советского Союза и больше уже сюда никогда не вернуться.

  - Прощай, радость моя, - прикоснулся он рукой к могильной плите. - До встречи. Недолго тебе осталось меня ждать. А я уж задерживаться больше не буду.

  Тойво медленно пошел к выходу, махнув поджидающему его товарищу Алексею: сейчас поедем. Уже выйдя за ограду, он остановился, обернулся назад, словно что-то припоминая.

  - Еще несколько минут, - сказал он Кочнову. - Еще кое-что надо сделать.

  Эти слова он проговорил как-то быстро, можно сказать — бегло, по-русски. Да и сам весь, будто подобрался, сразу же сделавшись, словно бы опасным. Алексей мгновенно оценил произошедшую перемену и напрягся, обменявшись взглядами со своим начальником. Что можно было ждать от интуриста? Выхватит поднятый с могилы замаскированный под камень пистолет? Начнет стрелять, а сам побежит в сторону финской границы?

  Тойво что-то прикидывал, сравнивая одному ему известные ориентиры. Наконец, он покачал головой, словно соглашаясь с чем-то и махнул комитетчикам рукой: сейчас-сейчас. А сам подошел к раскидистой елке, стоявшей за оградой кладбища возле самой канавы. Вообще-то, елка была раскидистая только с высоты человеческого роста. Нижние ветки были давно обломаны, возле самого ствола на двух камнях лежала черная от сырости доска. Вероятно, когда-то здесь устроили скамейку, чтобы отдохнуть после посещения кладбища. Или — перед посещением оного. Или — вместо.

  Возле елки снега не было совсем, так что подойти к ней можно было легко и просто. И, приблизившись почти вплотную, помочиться на ствол и на корни. Что Тойво Антикайнен и проделал, поразив этим самым Кочнова, Алексея и водителя с розовыми ушами до глубины души.

  - Чуть было не забыл, - объяснил удивленным комитетчикам финский канадец, оправляясь.

  - А это еще зачем? - спросил Борис Иванович.

  - Если у вас есть враг, - снова косноязычно по-русски заговорил Тойво. - Я имею ввиду: настоящий враг. Такой, чтобы имелся выбор: либо ты — либо он. Но все равно который и после уничтожения все равно остается врагом, чтобы вы сделали на его могиле?

  - Кучу бы наложил, - сразу же отозвались розовые уши.

  - Ну, если враг, который не достоин никакого уважения, презираемый и после смерти — тогда, пожалуй, можно и кучу, - согласился Алексей. - Или пописать на могилку, как Вы на эту елку.

  - Ну, значит, все правильно, - сказал Антикайнен и, опять повернувшись к дереву, сплюнул, проговорив. - Жаль, нет такой силы постичь всю глубину моей ненависти к тебе, Мищенко.

  Алексей выразительно посмотрел на своего начальника: странный старикан, с деревом разговаривает. А Кочнов никак не отреагировал на этот взгляд. Он много чего повидал на своем веку, поэтому нисколько бы не удивился, если бы в корнях этой ели когда-нибудь мог обнаружиться истлевший человеческий скелет. Как там назвал его интурист - «Мищенко»?

   1. Третья сторона.

  Тойво вернулся в казармы после своей «отсидки», и никто не пытался смотреть на него искоса, как на красного командира, запятнавшего честь мундира — «просто так у нас не сажают»! То ли косых в то время не было, то ли дело «Револьверной оппозиции» считалось правым, как таковым. В общем, курсантско-преподавательский состав продолжал дышать ровно.

  Все ссадины и синяки, полученные во время следствия от латышских чекистов, зажили, паспорт гражданина Российской Федеративной Республики лежал в нагрудном кармане, можно было жить дальше. Но дальше жить не хотелось. По крайней мере, так жить. И тут жить, в России, не говоря уже о Финляндии — вообще не моглось. Хотелось к синему морю, белому песку, чтобы рядом всегда была милая девушка Лотта.

  Однако вместо милой девушки Лотты нагрянул живой и невредимый Отто Куусинен. Он пережил все покушения на себя, пережил обвинения в контрреволюции, забил на подпольную деятельность и, будучи в Питере, готовил переезд в Россию всей своей семьи.

  Они встретились в маленькой кофейне на Сенной площади, долго и как-то радостно жали друг другу руки.

  - Все пошло не совсем так, как должно было, - сказал Отто.

  Тойво понял, что его старший товарищ имеет ввиду ужасную бойню, устроенную «Револьверной оппозицией».

  - Никакой стрельбы не подразумевалось, - словно оправдываясь, добавил он. - Они должны были просто отжать деньги — вот и все. Экспроприировать экспроприаторов, как любил говорить