class="p1">  Антикайнен понимал, что сейчас Куусинен находится в состоянии некой прострации. Работать на Советскую Россию и жить в ней — это две разные вещи. Как говорили эмигранты, потягивая дорогие напитки на дорогих курортах: такую Родину лучше любить издалека.

  Только на нынешнее состояние своего товарища Тойво и списывал некоторую беспомощность в правильном анализе ситуации с пропавшими деньгами. Куусинен никогда не жил в России. Уклад жизни здесь вряд ли вписывался в какие-нибудь нормы, «Everyday — Monday», как говорят в таких случаях англичане. И дело здесь не в том, что порядка мало, либо недостаточно разумности — в Голландии, например, порядка вообще никакого, а о разумности там и не помышляют — дело в отношении между людьми.

  Отто с удивлением отмечал, что в обществе преобладает какая-то рабская зависимость: рабы всегда ропщут, основное их желание — не обрести свободу, а сделать так, чтобы у другого раба было хуже, а у себя самого, соответственно, лучше. Его поразила бытовавшая пословица «Подними раба с колен — и получишь хама». Ныне хамов развелось столько, что «нехам» - это уже белая ворона, это тот, от которого следует избавиться любыми способами.

  Независимо оттого, что случай с «Револьверной оппозицией» произошел во время, когда его в России еще не было, теперь должен найтись способ взглянуть под другим углом на результаты расследования. Потом можно и поразмыслить, откуда ветер дует.

  - Значит, ты думаешь, все дело в перераспределении власти? - спросил Тойво.

  - А ничего другого в голову и не приходит, - ответил Отто.

  Вообще-то очень логично: в политике деньги нужны не для обогащения. В политике деньги нужны для получения власти. Антикайнен с этим был согласен. Вот только что-то не совсем логичное смущало его. Никак не удавалось понять — что?

  Увольнительную на неделю в город Тойво получил тем же днем. Комендант предупредил: в городе не безобразить. Антикайнен кивнул: яволь. В городе он ничего ловить не намеревался.

  Собрался он мгновенно, потому что собирать-то было нечего. Это его не смущало, он также не беспокоился о переходе границы, о возможных неприятностях с пограничниками, о нарушении законов со всеми вытекающими последствиями. Его волновал один вопрос: что подарить Лотте?

  На роскошную жизнь денег у него не было, но для того, чтобы не нервничать по поводу и без такового — хватало. Однако потратить русские червонцы в Финляндии теперь он уже не мог. Время было полуголодное, так что следовало запастись провизией. Ее, в случае чего, и поменять можно было. Вот она — настоящая валюта. Золото тоже, конечно, непроходящая ценность, но его просто так на базаре не поменяешь. К золоту обязательно свой бес пристегнут. Коли беса этого тревожишь, он начинает тревожить беса покрупней — демона. А кто же любит, когда их тревожат? У демона в своем распоряжении обязательно люди имеются. А с людьми одни неприятности.

  Таким образом вопрос о подарке решился сам по себе. Продукты, ну и на остаток небольшое золотое украшение, типа серег либо колечка. Тойво, приценившись в ювелирной лавке, остановил свой выбор на кольце.

  Теперь оставалось к завтрашнему утру добраться до Шлиссельбурга, где и была назначена встреча со знакомым уже парнем по имени Тойво Вяхя. Куусинен за него ручался, выказав надежду, что все пройдет безупречно. Куусинен также оплачивал услуги Вяхя, хотя, как таковых услуг-то и не было. Была задача от Партии, подкрепленная, правда, вполне существенными ценностями, как материальными, так и моральными.

  Они встретились возле лодочной станции. Тойво Вяхя, Тойво Антикайнен и Адольф Тайми.

  - О, господин сатанист! - удивился Антикайнен.

  - О, пацан - господин шюцкровец! - не выказывая удивления, отреагировал Тайми.

  - Для «господ» пока еще не время, товарищи! Тем не менее, вижу, вы знакомы, - деликатно напомнил о себе Вяхя.

  - Этот товарищ чуть не убил меня когда-то, - пожимая протянутую руку, сказал Тойво.

  - А этот парень, то есть, товарищ — меня, - усмехнулся Адольф.

  - Отлично, теперь у нас простая задача — сидеть в лодке и черпать воду, - заметил Вяхя. - Пойдем в Ладогу вместе с промысловиками на сига. Мы теперь рыбаки, два человека придут с той стороны, вы, соответственно, с этой.

  Поздняя осень на озере была порой, когда ловили рыбу сиг, считающуюся деликатесом. Да она таковой и была, чуть-чуть различаясь в степени промысловой ценности от места, где ее удавалось выудить. Самая дорогая ловилась только возле архипелага Валаам, называлась «валаамка» и очень ценилась в свое время в гастрономических придворных кругах царской России.

  Чем дороже рыба, тем менее охотно ее отдает Ладога, озеро известное внезапными осенними штормами и возникающими из ниоткуда огромными волнами. Тойво этого не знал, поэтому ему было, на самом деле, по барабану. Зато Адольф, видимо, знал не по-наслышке.

  - А посуху никак нельзя было движение организовать? - недовольно поинтересовался он.

  - В любой день может снег пойти — тогда мы становимся уязвимы. И русские по снегу хорошо ориентируются, и финны. Зачем рисковать? - объяснил Вяхя.

  - А на воде не рискуем! - пробормотал Тайми.

  Тойво тоже был не в восторге от предстоящей поездки, но совершенно по другой причине — ему отчаянно не нравилось находиться в одной лодке с террористом, некогда бывшем сатанистом, подручным самого Бокия.

  - Опять на Мессу к нам? - спросил он коллегу-перебежчика. - Товарища Глеба охранять?

  - Куда это — к вам? - усмехнулся Адольф. - Не боись, пацан, там не пересечемся.

  - Я не боюсь, я жалею, потому что, вроде бы, уже и не пацан.

  - Ну-ну, - тот изобразил на лице кривую улыбку и отвернулся. Больше разговаривать с Антикайненом он не собирался.

  Огромный Тойво Вяхя посмотрел на них с нескрываемым любопытством и заулыбался: взрослые люди, а ведут себя по-детски. Подошел баркас, рокоча мотором Петербургского завода «Русский дизель». В нем никаких рыбацких снастей не было, разве что несколько больших плетеных корзин, в которые, вероятно, предполагалось складывать рыбу. Путь их лежал к острову Коневец, где жил в свое время святой человек Арсений Коневецкий.

  Встреча с Тайми была неприятной неожиданностью для Тойво. Куусинен, напутствуя его, обозначил, что на ту сторону уходит человек, которому надлежит подобраться поближе к художнику Рериху.

  Николай Рерих, оказавшийся после Революции по ту сторону от границы в Сортавальской глуши, поехал по Европам продвигать свои выставки. Успешно, конечно, продвигать: и в Швеции, и в Дании, и в Великобритании. Вместе с этим он занялся антисоветской деятельностью совместно с родоначальником русского экспрессионизма Леонидом Андреевым.