О, благословенный Крит, отец ста городов (в чем местные патриоты от географии, конечно, привирают, но пусть им будет судьей сам царь Минос, известный беспристрастностью не только на земле, но и в Аиде), остров кедров и кипарисов, изобильных виноградников и тучных пашен, центр цивилизованной Ойкумены (дряхлеющий Египет и младую Грецию можно вынести за скобки), край действительно богатый и многолюдный, в сравнении с которым другие страны кажутся дикой пустыней!..

Правда, здешний народ, избалованный достатком и покоем, имеет пристрастие к праздности. Недаром ведь для благоустройства столицы пришлось приглашать зодчих со стороны.

Да и нравы у островитян весьма вольные. Вино они употребляют с самого утра, а нужду справляют там, где приспичило. Что поделаешь, местные боги не воспрещают этого. Неспроста, наверное, впоследствии их сменяют другие боги, не приветствующие винопития и весьма скрупулезно регламентирующие процесс отправления естественных надобностей.

Известны критяне и своей чувственностью (выразиться более откровенно, пусть и грубо, мешает мой статус гостя). Не зря же к этим берегам прибило пену (а по сути дела, семя злодейски оскопленного Урана), из которой родилась фиалковенчанная Афродита, богиня любовной страсти и покровительница блудниц. Да и где в другом месте вы найдете царицу, сожительствующую с быком?

Не только из гавани, но и с любой точки кносской равнины хорошо видна конечная цель моего путешествия – Лабиринт, огромный храм-дворец, посвященный лабрис, обоюдоострой секире.

Мне до сих пор неизвестно – по-прежнему ли там царствует Минос или власть перешла к свирепому выродку Астерию, называемому также Тавром. По крайней мере ни тот ни другой на людях давно не появлялись. Опасаются, наверное, разделить участь Андрогея, еще одного члена этой зловещей семейки, погибшего в Аттике при весьма загадочных обстоятельствах (тот еще был типчик – ничего хорошего о нем не могут сказать даже те, кто не одобряет этого убийства).

Ничего нового не слышно и про Ариадну. Девица в возрасте. Ей бы давно пора свою семью завести, а не скрываться в гинекее отцовского дворца. Впрочем, по слухам, какой-то знатный сердцеед уже соблазнил гордую дочь Миноса. При расставании он одарил Ариадну венцом необыкновенной красоты, который с тех пор она носит, не снимая.

Ариадна единственная, кто может стать моим союзником. С ней нужно познакомиться в первую очередь.

Не исключено, что о моем появлении уже известно при дворце. Очень уж сильно я выделяюсь среди других пассажиров тридцативесельного корабля «Делиас», существ столь юных и нежных, что с первого взгляда парней нельзя отличить от девушек.

Интересно, зачем эти малолетки понадобились Астерию? Могу побиться об заклад, что каннибализмом здесь и не пахнет. На Крите найдется немало вполне съедобных рабов. Какой смысл посылать за ними еще и в Афины? Ну, с девочками, допустим, понятно. На «клубничку» все мы падки. А при чем тогда юноши? Неужели в придачу ко всему Астерий еще и извращенец? Хотя от сыночка такой матери можно ожидать чего угодно.

Вот только на меня этот урод пусть не рассчитывает. Не тело мое он получит, а смерть от бронзового меча, сработанного лучшими оружейниками Арголиды. На его лезвии выгравированы письмена, которые спустя много-много веков должны возвестить потомкам о еще одном торжестве рода человеческого, о победе над врагом, куда более беспощадным, чем потоп или извержение вулкана.

Встретили нас не приветственными звуками труб, как послов, но и не бичами, как живой товар. Даже усадили в изящные носилки, занавески которых были затканы изображениями местных святынь – быка, секиры и двуглавого орла, олицетворяющего Зевса Критского, легендарного прародителя местных царей. Ничего удивительного – таких красавчиков и милашек грешно гонять босиком по пыльным, раскаленным улочкам, где каждый полупьяный бродяга норовит задеть тебя соленым словцом либо ущипнуть за бочок. Отныне все мы – царская собственность, а любая царская собственность неприкосновенна, будь то слиток золота или пустой горшок.

На меня стражники глянули с недоумением – что, дескать, за чудо такое? Возраст далеко не юношеский. Тело, а особенно рожа, не внушают страсти. Бандит какой-то, а не мальчик для утех. Никак эти афиняне окончательно ополоумели? Или просто издеваются? Ничего, царь быстро поставит их на место…

Конечно, стражников можно понять. Мул незаменим в ярме, но неуместен в свадебной упряжке. Вороне голубкой не бывать. Царское ложе позволено украшать только свежими цветами.

Да только не сподобилось подобрать другой, более пристойный образ. Все мои пращуры, обитающие в близлежащих краях (а главное, в сопоставимое время), выглядят несколько мужиковато. Как говорится, плохо скроены, да крепко сшиты. Не люди, а медведи.

Говоря иначе, нежному цветку требуется соответствующий уход. А под ледяными ветрами невзгод и палящим зноем степных стычек вырастает только горькая полынь да жгучая крапива.

Ничего, надо надеяться, что вскоре все разрешится самым благоприятным образом, и я обрету прежний облик, от которого давно успел отвыкнуть…

Во дворце нас сразу разделили. Хотя юные аристократы и чурались меня, без них стало как-то тоскливо. Словно после потери красивой безделушки. Судьба, ожидающая их, незавидна. Даже не знаю, свидимся ли мы еще когда-нибудь.

Свое единственное имущество – меч – я до поры до времени прячу под одеждой. Лабиринт никакое не подземелье, а просто очень большое здание с запутанными внутренними переходами. Поэтому в клубке Ариадны я, конечно же, не нуждаюсь.

Тем не менее доверенное лицо мне бы не помешало. Пусть не Ариадна, так сестра ее Федра, чье имя почему-то тоже связано со мной. Или сам Минос, который просто обязан ненавидеть незаконнорожденного ублюдка. В крайнем случае сгодится любой повар, стражник, придворный звездочет, служанка. Лишь бы этот человек разбирался в хитросплетениях дворцовых интриг, знал здесь все ходы и выходы, мог помочь дельным советом.

Но единственное живое существо, посещающее меня, глухо и немо, пусть и не в силу физических изъянов, а вследствие своего иноземного происхождения. Это черный, как сажа, эфиоп, понимающий только язык жестов – принеси, подай, убери, пошел прочь.

А время между тем идет. Если я и буду представлен Астерию, то в самую последнюю очередь. Даже странно, почему он так долго возится с дюжиной отроков и отроковиц. Пора бы уже и наиграться.

Дабы хоть как-то напомнить о своем существовании, я запел однажды гимн Посейдону, авторство которого приписывается Орфею, учителю всех поэтов и царю всех певцов.

Слушай меня, Посейдон,

Владыка морского пространства.

Всадник, волну оседлавший,

Трезубцем доставший до неба.