Все началось со знаменитого Готфрида Бульонского, взявшего Святой город в 1099 году, во время Первого крестового похода. Именно тогда ему предложили стать иерусалимским королем, но он отказался принять золотой венец там, где Христа увенчали терновым, и довольствовался расплывчатым титулом Защитника Гроба Господня. Зато его родной брат, Бодуэн Бульонский, после смерти Готфрида был коронован и стал королем Бодуэном I.

Первый король Иерусалимский был женат трижды, но ни одна из жен не подарила ему наследника, и после смерти Бодуэна I в 1118 году бароны Святой земли передали трон его родственнику, Бодуэну де Бург, сыну графа Гуго де Ретеля, в то время — графу Эдесскому. И Бодуэн де Бург стал королем Бодуэном II.

От брака с армянской принцессой Морфией у него родились четыре дочери. Старшая, Мелисенда, должна была унаследовать от отца корону, но она не могла сама править такой беспокойной страной, и ее рука вместе с престолом была предложена весьма знатному крестоносцу — Фульку Анжуйскому Плантагенету, который и правил с 1131 года по 1144-й.

У Фулька с Мелисендой было двое сыновей. Старший короновался в 1144 году под именем Бодуэна III,царствование его продолжалось до 1162 года. После безвременной кончины Бодуэна иерусалимский престол занял его брат Амори, ставший королем Амальриком I, однако перед тем, как получить корону, ему пришлось развестись с женой, Аньес де Куртене, о которой шла дурная слава. Тем не менее прав двух их общих с Амори детей — сына Бодуэна (будущий Бодуэн IV) и дочери Сибиллы — на корону никто не оспаривал. Расставшись с Аньес, Амори женился на византийской принцессе Марии Комнин, и та родила ему дочь Изабеллу.

Маленький Бодуэн, заболевший проказой в девять лет, был все-таки коронован в 1173 году и стал тем самым героическим королем, чьи деяния кажутся чудом, о котором и написан этот роман. О нем... и о его преемниках.

Памяти юного Бодуэна IV, прокаженного короля, истинного героя франкского королевства в Иерусалиме.

Верь учению Церкви и соблюдай заповеди Господни.

Будь милосерден к слабым, стань их защитником.

Люби страну, в которой родился.

Не отступай перед врагом.

Веди с неверными беспощадную и неустанную войну.

Исполняй свой долг феодала, если он не вступает в противоречие с Законом Божьим.

Ни в чем не солги и будь верен данному слову.

Будь щедрым и великодушным ко всем.

Защищай Церковь.

Везде и всегда сражайся за Справедливость и Добро против Несправедливости и Зла.

Из Рыцарского кодекса ХI-ХIIвеков

1244

Стук подков о мерзлую землю отдалился, затих, затерялся вдали... Затаившийся беглец медленно, словно боясь выдать себя хрустом позвонков, приподнял голову. Сердце его билось с такой силой, что ему казалось, будто это бьется не его сердце во вжавшемся в почву теле, а сердце подземного мира — там, в его таинственных глубинах. Колотится с оглушительным грохотом, гулом отдаваясь в ушах, перекрывая вой зимнего ветра.

Когда в лунном свете на мгновение блеснули солдатские шлемы, он бросился в колючие заросли, и теперь по его лицу текли струйки крови от шипов, но он ничего не чувствовал, все перестало существовать, кроме этого нечеловеческого шума, этого беспрестанного биения, которое душило его, не давало вздохнуть...

Он поочередно разжал окоченевшие руки, вцепившиеся в торчащие из земли корни, и, упираясь в землю, поднялся, распрямился. Нет, он не боялся, что его увидят, — здесь, на опушке огромного леса, начинавшегося от самого края диких ланд, где не было ничего, кроме скал и зарослей вереска. Длинные быстрые ноги не оставили ни единого следа на промерзшей земле, попробуй, найди его теперь. А в лесу, среди деревьев и кустов, так легко затеряться. Конечно, здесь водятся волки, они хозяева в здешних лесах, только ведь за спиной у него остались владения людей, и опасность там была не меньшей, так что выбор было сделать легко...

Стараясь унять бешено колотящееся сердце, он сделал глубокий вдох. Ему стало легче от морозного воздуха, хоть его и дрожь пробрала, когда он внезапно сообразил, что на нем ничего нет, кроме рубахи и шоссов[1]. Несясь со всех ног, он об этом не думал, не чувствовал холода. Разве кто-то задумывается, во что он одет или о том, какая на дворе стоит погода, когда смерть наступает ему на пятки? Конечно, положение у него сейчас незавидное, но все-таки он жив... Он жив! Все еще жив, хотя к этому часу давно должен был стать бездыханным телом, лишиться зрения и голоса, не чувствовать боли и не испытывать никаких потребностей. Стать куском мертвой плоти, болтающейся на конце пеньковой веревки и ожидающей погребения. Но нет, вместо этого по его жилам бежит живая кровь, и черная земля не засыпала, не придавила своей тяжестью его закрытые глаза... Конечно, это может быть всего лишь отсрочкой, и все же — сейчас он жив, и как это прекрасно! Теперь бы еще суметь живым и остаться.

Первая и самая насущная потребность — поесть, но не так-то просто парню раздобыть еду на голой зимней земле. Последний кусочек хлеба был съеден вчера, а сегодня утром люди бальи[2]сочли излишним кормить приговоренного к смертной казни. Перед тем как он поднялся на эшафот, ему дали выпить лишь стакан вина, да и то, поскольку делалось это лишь для публики и ради соблюдения обычая, ему налили какую-то кислятину, мало чем отличающуюся от уксуса, и эта мерзость до сих пор жгла изнутри его пустой желудок.

Он не обращал на это внимания, поскольку ждать, кроме смерти, было уже нечего, но незначительное событие — драка между двумя торговцами птицей на площади Мартруа, «украшением» которой он вскоре должен был стать, — привела к тому, что толпа заколыхалась, стража расступилась... и он мгновенно сообразил, что можно воспользоваться этими обстоятельствами. Перед ним мелькнула слабенькая надежда на спасение, и он, ухватившись за подвернувшуюся возможность, метнулся в образовавшуюся брешь и растворился, утонул в людском море. Невидимый клинок разрубил его путы, кто-то подтолкнул его вперед. Плотная толпа стала естественной, почти непреодолимой преградой между ним и вооруженными стражниками, и пусть преграда эта в конце концов подалась, не устояла перед гизармами[3], но все же продержалась она достаточно долго: беглец успел скрыться.