Соня Меньшикова

Ожог

Если ничего не хочется делать, дай себе возможность ничего не делать. Вообще ничего — отложи телефон, убери еду, выключи музыку и просто сядь. Спустя какое-то время тупежа и смотрения в одну точку тебе обязательно станет скучно. После того, как почувствовал зуд в руках и невыносимую скуку, берись за дело — и не просмотр тиктока или череду переписок, а что-то созидательное, то, что ты откладывал часами. Накопившейся энергии хватит на то, чтобы сделать все не отвлекаясь, потому что, погружаясь в мысли, ты тут же захочешь вынырнуть на поверхность материального и динамичного. Главное — не разрешай себе отвлекаться на телефон и другие источники дешевого дофамина для мозга. Так психотерапевты советуют бороться с прокрастинацией. Однако этот способ никогда не работал со мной. Убрать гаджеты, задуматься о своем и сидеть в тишине, изредка зачем-то подходя к зеркалу с понурым лицом — нет ничего лучше. Врачи вообще недооценивают этот древний русский досуг — прийти домой со школы, сесть на кровать, спустить штаны и пялиться в одну точку четыре часа. Чем больше времени я провожу наедине с собой и своими мыслями, тем легче я себя чувствую. Хотя бы не засоряю время и пространство тем, чем заниматься не хочу.

Наверное, по старой классификации я бы был интровертом, хотя черт его уже разберет, по каким тонкостям и критериям это можно определить. Раньше людей делили на экстравертов и интровертов, а сейчас — на токсичных и экологичных. Среди моих друзей есть и те, и другие, но считается, что у вторых, вроде как, больше привилегий.

Из размышлений меня выдернул телефонный звонок. Вкладыш в правом ухе завибрировал, отдаваясь ритмом старой песни “Toxic” в барабанной перепонке.

Слушаю.

Алло, Витя? — задорный женский голос звучал так четко, будто подруга находилась совсем рядом. Я живо представил высокую блондинку с длинными серьгами. — Привет, сегодня все в силе? Мы с ребятами в продуктовый заехали, что взять?

Мне только безалкогольное пиво.

На другом конце провода прыснули от смеха.

Будто бы кто-то из нас собирается пить.

Я брякнул “ну, тогда давай” и коснулся вкладыша, завершая звонок. До прихода друзей оставалось немного времени, и единственное, что могло вытянуть меня из безделья — оплата счетов. Рутина, которая не дает мне ни реализации, ни вдохновения, ни счастья, настолько плотно заполняет мою жизнь, что я давно не ищу возможности найти что-то свое. Крутиться в ежедневных обязанностях большого города уже кажется подвигом.

Я крепко зажмурился и активировал линзу. Зараза, к новой всегда нужно привыкать и щурить глаза. Это жуткий производственный баг — я сужаю глаза для того, чтобы настроить линзу, а ее датчики считывают мои кривляния за проявление этноксенофобии. Такое было пару раз вчера — щурился изо всех сил, пытаясь приблизить картинку в Гугле на все свое поле зрения, и тут сияющий красный флаг возникает перед носом — мол, “Вы были замечены в неэтичной пародии на малые народности”. Еще чуть-чуть — и пришлось бы расписываться за штраф.

Сейчас, в темноте, на внутренней стороне века проступили нежно-голубые неоновые буквы: “Вход в Госуслуги”. Я открыл глаза, и белый интерфейс Госуслуг пятнышками затмили черные зерна. Потряс головой, потемнение исчезло. Вот она, хрупкая маскулинность, о которой мы мечтали. Падаю в обмороки от малейшего перенапряжения.

Так, два уведомления… Коммунальный платеж, оплатить. Ну и набежало в этом месяце за свет. Обустройство умной ванной никому не обходилось дешево. И еще одна трата — налог на безработицу. Я вздыхаю и подмигиваю своему профилю, тем самым подтверждая платеж. Удивительный закон — платить налог из самого пособия на безработицу. Можно было бы сразу вычитать эту сумму из пособия, но так, самостоятельно соглашаясь отстегивать деньги за свою непристроенность, я чувствую себя еще более жалко. Крепко жмурюсь, и голубая надпись “Выход из Госуслуг” искрится в темноте. Открываю глаза, и тут же слышу уведомление от домофона — умная камера распознала людей на крыльце и пустила их внутрь. Время в Интернете всегда текло быстрее, чем кажется, и я тороплюсь доставать закуски из холодильника.

***

Нет, ну это же так — я впахиваю без выходных на его же проект, и этот цисгендерный фашист отказывается выписывать премию за месяц… — говорила Лиза, постукивая длинными ногтями по стакану с лимонадом. — Если ему немного напрячь мозги, он бы понял, что кроме меня никто не подходит под эти задачи. Сотрудник на вес золота!

Мы с Наташей посмеивались в кулак, сидя напротив нее, пока Антон переводил взгляд то на нас, то на Лизу.

Что за проект-то? — спросил он.

Теперь уже Лиза хитро прищурила глаза и быстро посмотрела на Антона, затем на нас. Я невольно откинулся на стул и обнял Наташу за плечи одной рукой, а второй прикрыл рот. Женские плечи ощутимо напряглись под моей рукой, но лишь из-за того, что она уже сама пыталась не засмеяться.

Ну, как же, — будничным тоном произнесла Лиза, сделав глоток лимонада. — Новая коллекция капроновых гольфов для рыбаков, весна-лето. Ты что, не носишь?

Антон уставился на нее, задержав глоток лимонада во рту.

Я же говорила, гольфики и балаклава в трех цветах, прорези для глаз. От самых разных насекомых… На этот раз пробуем не сто, а сорок ден, потому что расцветка хаки не то чтобы не добавляет феминности, то и напоминает о позорной эпохе милитаризма, — Лиза поморщилась. — Но увы, ничего лучше для походной одежды не найти. От летающих гадов — самое то. А потоньше будут — так хоть токсичную маскулинность убавят.

С агендерностью твоего дизайна понятно, — торопливо сказал Антон. — Никак не могу допетрить, что у тебя за травма.

Я быстро посмотрел на Лизу, но ее лицо было приветливым и невозмутимым. Обсуждать свою травму считается абсолютно нормальным, а мне все еще кажется это диким и чересчур интимным. Более того, в специальной анкете на поступление в вузы есть графа “Ваша наиболее значимая детская травма”.

Она определяет всю жизнь. То горе, которое случилось в детстве, устанавливает наш тип привязанности, жизненные стремления, способы справляться с трудностями. По типу травмы подростки выбирают себе профессию. Очень рационально: вместо того, чтобы, как раньше, ломать себе голову в семнадцать лет и выбирать вуз из-под палки, мы пользуемся давним шаблоном. В зависимости от того, что мы пережили в детстве, выбор работы будет примерно следующий:

сексуальный харассмент: врач,