У меня есть вредные привычки, и я не намерен с нимирасставаться. Хотя на проблему можно посмотреть и с другой стороны.

Давайте разберемся, что следует считать пагубнымипристрастиями. Употреблять спиртные напитки? Курить сигарету за сигаретой?Волочиться за каждой юбкой? Готов поспорить с вами. Редкий мужчина откажется отрюмки хорошего коньяка, качественной сигареты, красивой женщины. Впрочем,кое-кто предпочитает другой сорт спиртного, не всем по душе то, чем наслаждаюсья. Многие парни любят водку или вино, но суть дела от этого не меняется. У меняесть приятель, Сеня Рокотов, давно и счастливо женатый на вздорной Анюте. Таквот, весело проведя пару часов с очередной любовницей, Семен, прежде чемзаявиться домой, поступает неординарно. Он выискивает какую-нибудь строительнуюплощадку, чем грязней, тем лучше, и самозабвенно топчется на первом этажевозводимого здания, извозюкивая в цементной пыли дорогие ботинки. Потом, дажене подумав почиститься, Рокотов влезает в свой роскошный джип и катит к Анюте.Супруга открывает дверь, в руках у нее нет скалки, но выражение ее лица таково,что большая часть мужиков мигом бы упала на колени.

– Где ты был? – ледяным голосом спрашивает Анюта.

– К любовнице ездил, – сообщает чистую правдуСеня.

И тут его ласковую женушку просто сносит с катушек.

– Врун! – вопит она. – Посмотри на своитуфли! Опять сам показывал клиенту квартиру? Ну сколько раз тебе, козлу,говорить: не шляйся по недострою! Для этого есть специально обученные люди. Тыже хозяин огромной строительной корпорации, а не риелтор хренов. Скройся сглаз!

Анюта считает вредной привычкой посещение строек. Вот вампридет в голову такое? То-то и оно!

К чему это я занудничаю? Да просто так, от плохогонастроения и нахлынувшей депрессии. А еще оттого, что одна из моих привычек –жить спокойно в своей комнате, зная, что никто без особой необходимости неввалится ко мне, – теперь грубо нарушена.

Я с детства любил одиночество. Отец рассказывал, как вмомент прихода гостей маленький Ванечка старательно отворачивался от милыхтетенек, пытавшихся обнять или поцеловать его, и мигом ушмыгивал в детскую.Сколько раз мне доставалось от Николетты за подобное поведение!

– Вава, – злилась маменька, – не будь букой,изволь улыбаться людям и поцелуй Коку.

Один раз я по малолетству попытался сказать родителямправду.

– Не хочу целовать.

– С какой стати? – взвилась Николетта. – Ктоспрашивает о твоих желаниях? Изволь делать то, что велят! Живо обними Коку иМаку.

Но я в тот день решил проявить несвойственную мненастойчивость и попытался объясниться.

– От Коки ужасно пахнет сладкими духами, а Макапротивно слюнявит мне щеку, просто тошнит от них обеих!

Гнев, павший на голову маленького Вавы, был настолькоужасен, что потом до десяти лет я безропотно выходил вечером в прихожую, шаркалножкой, кивал головой и с тоскливой улыбкой выслушивал щебетание усыпанныхкаменьями дам.

– Ах, Вава, ты так вырос! Просто невероятно, толькопосмотри, Николетта! Совсем взрослый мальчик!

Наверное, следовало сказать:

– Что вы так удивляетесь? Ведь приходите сюда два разав неделю и видите меня постоянно!

Но, повторюсь, до десяти лет я стоически терпел объятия,поцелуи и прикосновения чужих, пахнущих разными, не всегда приятными ароматамирук к своей голове. А еще есть категория людей, которые обожают щипать детей защеку, приговаривая: «Красавец растет». Не знаю, как другие малыши, а менякорежило от такой «ласки».

Перейдя в четвертый класс, я внезапно понял, каким образомможно избавиться от напасти. Когда Николетта, разряженная в пух и прах, влеталав мою комнату с воплем: «Как? Ты еще не в костюме? Немедленно одевайся и иди вгостиную, Кока пришла!» – я медленно отрывал глаза от книги и покорно говорил:

– Уже бегу, только напиши записку.

– Какую? – настораживалась Николетта.

– Ну… обычную… «Ваня Подушкин не выполнил сегодняуроки, потому что дома были гости!»

Первое время, услыхав такую просьбу, Николетта восклицала,выпихивая меня в коридор:

– Ну и ерунда! Конечно, напишу! Эка проблема.

Но я не ждал мгновенного успеха, был упорен, словно китаец,перебирающий рис, и в результате добился нужного эффекта. Через месяц посленачала «акции» моя классная руководительница, заслуженная учительница РСФСР,дама, увенчанная за свои заслуги орденом, заявила на родительском собрании:

– К сожалению, в нашем классе не все благополучно. ВаняПодушкин, вероятно, останется на второй год. И мальчика нельзя обвинять,учиться ему мешает семья…

Гневные обличения полились на Николетту, на столе появилисьвсе написанные ею цидульки, родители с нескрываемым возмущением смотрели намаменьку. Николетте, красной от злости, пришлось оправдываться. В советскиевремена вечеринки считались делом несерьезным, почти порочным, а мать,разрешающая сыну не делать уроки, приравнивалась по статусу к запойнымалкоголичкам.

После этого случая меня оставили в покое. Один раз папеньказашел в мою комнату и с тоской спросил:

– Ты, конечно, не выйдешь к гостям?

– Нет, – быстро ответил я, – завтра делаюдоклад по истории.

Из груди отца вырвался тяжелый вздох, перешедший в стон, ион пробормотал:

– Может, взять на вооружение твой метод? ПопроситьНиколетту писать записку в издательство? Дескать, товарищ Подушкин не сдаструкопись, потому что вчера принимал гостей?

Я засмеялся, а отец ушел, мрачный, как ноябрьский вечер.