Дарья Кей

(Mista)

Пирос

Спасибо Inariel., Диане Шипиловой, Okeanika и всем остальным за помощь в ПБ.

1

Два мальчика стояли на балконе и наблюдали за происходящим на внутренней площади замка южной страны Пирос. Там перед их отцом королём Э́лиадом Керреллом и старым потолстевшим и полысевшим генералом, густо обвешанным медалями, выстроились несколько взводов в огненно-красных мундирах. Начищенное до блеска оружие, сверкающие золотом пуговицы и значки — все как на подбор. Командиры переходили от одного строя к другому, порой останавливаясь перед кем-то из военнослужащих, и о чём-то переговаривались.

Младший принц, Эдвард, совсем не по-королевски присев на корточки и просунув голову меж толстых балясин[1], пытался лучше разглядеть полки́.

— Интересно, зачем их смотрят в этот раз? — спросил он, сильнее вытягивая шею.

— Красные мундиры — магическая пехота. Таких не станут собирать просто так. Хотя я думаю, что тут далеко не все, — многозначительно произнёс Филипп, нахмурившись.

— Это какой-то поход? — Эдвард глянул на брата и снова отвернулся. — Как мама сказала в прошлый раз.

Филипп покачал головой. Он не поверил матери, когда та назвала эти сборы походами. Она едва ли могла знать хоть что-то о важных делах отца. А дело было важным. Потому что магическую пехоту собирали уже пятый раз за последние месяцы.

— Слишком много людей для простого похода, — наконец ответил Филипп.

— Значит, и не охота, да? — Эдвард почесал подбородок. — Может, рейд? Ну, знаешь ведь, по королевству.

Филипп тяжело вздохнул, закатывая глаза.

— Конечно, не охота! Не будут брать волшебников для такой ерунды, Эд. А для рейдов… Слишком часто. Зачем каждый месяц разъезжать по королевству? Тем более, я знаю — проверяют только границы. И это странно. Хочу, чтобы отец рассказал всё как есть. Я достаточно взрослый!

— Я тоже взрослый! — поддакнул Эдвард и вернулся к разглядыванию военных.

Филипп раздражённо посмотрел на брата. Тот ведь ничего не понимал! Да и мог ли мальчик в одиннадцать лет разбираться в чём-то, что касалось военного дела или политики? Снисходительно улыбнувшись, Филипп снова устремил взгляд на ряды солдат. Три года разницы — такой небольшой срок! — а казались непреодолимой пропастью. Эдвард был всего лишь мальчишкой, слишком активным и ещё по-детски восторженным. Филипп же старался быть серьёзным: он кронпринц, наследник, ему не подобает сидеть на полу балкона, только чтобы отхватить вид получше. Он должен быть ответственным, должен знать, что происходит в его стране, а не строить глупые предположения о том, что такое сильное подразделение войск может быть созвано для охоты!

— А как ты думаешь, для чего это? — спросил Эдвард, оборачиваясь к брату.

Он смотрел на Филиппа, будто тот мог дать ему самую точную и правдивую информацию в мире. Но Филипп неопределённо пожал плечами, проходя взглядом по рядам военных. В голове крутились самые разные мысли, но он боялся высказать любую из них. Потому что, если это действительно рейды, на границах происходило нечто серьёзное.

— Мальчики, уйдите с балкона, — тихо произнёс спокойный, но настойчивый голос.

Братья обернулись. У витражной балконной двери, кутаясь в вышитый кардиган, стояла женщина со светло-русыми волосами — их мать. Агнесс Керрелл была отнюдь не красавицей, но преподносила себя с такой грацией, что никто и не думал о внешности. В её облике всегда переплетались достоинство и гармония, а спокойное величие опытной, строгой женщины заставляло двух мальчишек трепетать перед ней.

Филипп послушно вышел с балкона. Эдвард замешкался, ещё раз взглянул на идеальные ряды военных и поспешил за братом. Он хотел ещё раз обратиться к нему, продолжить разговор, узнать его мысли, но гувернёр позвал Филиппа на занятия, и Эдвард вздохнул, морща нос: к нему тоже скоро должен был прийти преподаватель. За ним ещё один, и ещё, и так, сменяя друг друга, они займут весь оставшийся день. Эдвард был уверен — до ужина с братом он не увидится.

Так и вышло: учителя истории, географии, математики, письма попеременно захватывали внимание, отвлекая от мыслей о строях, об отце и о разговоре с Филиппом. Хотя кто и от чего ещё отвлекал! Первые два преподавателя устали делать принцу замечания об ошибках и сказанном невпопад и получать в ответ: «Простите, я не расслышал вопрос».

— Вы сегодня слишком рассеянны, ваше высочество, — заметил историк, глядя на Эдварда поверх очков. — Что вас так отвлекает сегодня? Весна?

Он тихо усмехнулся в сторону.

— Не знаю, — ответил Эдвард, ковыряя корешок толстой книги. — Может, я заболеваю…

— Надеюсь, что нет. Продолжим…

— Сэр?

— Да, ваше высочество? — с лёгким недовольством профессор посмотрел на Эдварда.

— Да нет, ничего, — тот помотал головой. — Не говорите господину Ларсу, что я… отвлекаюсь.

Профессор ничего не сказал на это и повернулся к карте, готовый продолжить лекцию про какое-то там сражение, произошедшее когда-то там у какой-то там границы, и это было что-то ну очень исторически важное, перевернувшее Войну трёх орденов — и бла-бла-бла… Эдвард слушал краем уха и мысленно ругал себя. Зачем он вообще открыл рот? Конечно, профессор истории, вдохновенно рассказывающий о сражениях прошлого, мог бы и знать, зачем нужны мобилизованные полки — в его толстенных книгах те «мобилизовывали» на каждой странице — и бесконечные смотры, но Эдвард был рад, что вовремя осёкся. Профессор наверняка пожаловался бы гувернёру, тот бы сказал матери, а она могла донести всё до отца. А тому уж точно не стоило знать, чем интересуется сын.

* * *

Наконец последнее занятие кончилось, и господин Ларс позвал Эдварда к столу. Король Элиад любил, когда семья собиралась за одним столом, но в последние месяцы совместные ужины стали настолько редки, что каждый из них казался особенным, хотя ничего особенного, конечно же, не было: отец, мать и оба брата в небольшой — в сравнении с теми, где проходили приёмы — обеденной зале, освещённой парящими над столом световыми сферами. Простые блюда, несколько слуг, разговоры о чём-то отвлечённом: в основном об учёбе мальчиков, предстоящих празднествах и повседневных занятиях. Не то что те званые обеды, когда детей даже в столовую не пускали.

Это был первый семейный ужин за последние две недели, а потому поначалу Эдвард старался вести себя примерно: не вертелся, не шумел и даже почти не разговаривал, что сам находил странным. Как же трудно было держать при себе