Как вы думаете, сколько людей ежегодно погибает в авиакатастрофах?

Сто тысяч? Может быть, двести?

На самом деле, гораздо меньше. Шестьсот. Шестьсот человек. Просто вдумайтесь, насколько мала эта цифра.

Для примера, автомобили каждый год уносят больше миллиона жизней, а самые обычные падения — вроде твоего навернувшегося с лестницы соседа — двести тысяч. Черт, да от укусов змей во всем мире умирают восемьдесят тысяч человек, и это в двадцать первом-то веке!

Это насколько тебе должно не повезти, чтобы попасть в эти жалкие шесть сотен?!

Я же всегда был у удачи на хорошем счету. Лучший университет города, богатые родители, красивая девушка. Если коротко, то мой жизненный путь выстраивался передо мной как по нотам. После учебы меня ждала престижная работа и финансовый успех, а потом и о семье можно подумать.

Но удача мимолетна.

И, похоже, пришло время платить по счетам.

Самолет с пятью десятками пассажиров несся вниз в крутом пике. Люди вжимались в кресла, истошно вопили, прижимали к себе плачущих детей. Добродушная старушка справа от меня трясущимися руками вытащила из-за пазухи крестик и молила Господа о спасении.

Я же молчал. Наверное, единственный во всем самолете.

Было ли мне страшно? О да, и еще как! Каждая клетка моего организма буквально билась в истерике, а руки судорожно сжимали подлокотники. Мне хотелось присоединиться к остальным, кричать, умолять, проклинать судьбу. Но что-то меня удерживало.

Самоуважение, наверное. Я знал, что мы обречены. Шанса спастись просто не было, да и не могло быть. И свои последние секунды я хотел прожить достойно.

До земли оставалось всего ничего. Крики становились все громче, пока не слились в один неразборчивый гул, который через секунду перекрыл шум взорвавшего мотора.

Вот и все. Это конец.

Я закрыл глаза.

Первым, что я почувствовал, когда очнулся, было сиденье кресла. Мягкое и удобное — так и хотелось развалиться в нем и уснуть. Причем не синтетик, от которого у меня бывали приступы аллергии, а натуральная кожа.

— Ратников Андрей Евгеньевич, — услышал я глухой голос перед собой. — Год рождения — две тысячи третий.

Я открыл глаза.

Офис. Вполне типичный — белая энергосберегающая лампа на потолке, пара картин да деревянный стол с кучей разного хлама вроде бумаг, документов и пишущих принадлежностей. Творческий беспорядок, как бы назвал это мой отец. Он у меня художник, так что… Сами понимаете.

— Так-с, с годом разобрались, — продолжал бормотать сидящий за столом мужчина. — А число не подскажете? — он отвлекся от бумаг и посмотрел мне прямо в глаза. — И месяц, если не сложно.

Я ответил на автомате:

— Двадцать третье. Августа.

Странный тип. Ярко зеленые, практические светящиеся глаза — это еще ладно. Может, это контактные линзы, такие штуки сейчас в моде. Помню, видал парня вообще без белков, одна чернота. Выглядело… своеобразно.

Но заплетенная в кольца прическа с хвостом, как у викинга? Подведенные глаза — это он их тушью, что ли? А еще эта огромная татуировка волка на пол-лица — причем без деталей, просто набросок из темно-синих линий. Нет, викинг, как есть викинг.

Викинг в дорогом сером костюме с белой рубашкой и галстуком. Скажу сразу, смотрелось по-идиотски. Я бы рассмеялся, но…

Не знаю, меня что-то останавливало. Какое-то странное ощущение. Будто мои мысли плавают в очень густом и тягучем желе… Не могу сосредоточиться. Я что-то упускаю. Что-то очень важное. Но что?

Мужчина, заметив, как я пытаюсь прийти в себя, понимающе улыбнулся и подмигнул.

— Может, вам что-нибудь принести? Чай, кофе?

— Нет, нет, спасибо, — все еще не до конца понимая, что происходит, я отрицательно покачал головой. — Все в порядке. Просто…

Его улыбка стала еще шире.

— Отлично. Тогда давайте продолжим.

Клерк кашлянул и вернулся к своему листу. Я присмотрелся. Что это вообще? Похоже на какой-то бланк или документ…

— Отлично, — повторил он. — С датой рождения тоже разобрались. Что там дальше? Ах да…

На его широком лбу выступила пара морщин.

— Дата смерти. Пятнадцатое октября две тысячи двадцатого.

Что?!

У меня в голове пронёсся ворох из воспоминаний.

Самолет. Авария. Огонь. Боль.

— Какого черта тут творится?! — заорал я, вскакивая на ноги. — Где я?! Что происходит?!

Мужчина поморщился и ручкой указал на кресло.

— Андрей Евгеньевич. Пожалуйста. Вернитесь на место.

— Отвечай, ты, ублюдок!

Меня буквально трясло.

Последнее, что я помнил, это как меня накрыло огненной волной, а потом… Что было потом?!

— Пожалуйста, — все тем же равнодушным тоном произнес клерк. — Сядьте.

Я послушно опустился обратно. Тело, мое чертово тело, меня не слушалось! Я даже рта не мог раскрыть! Полная, абсолютная беспомощность.

— Вы погибли в авиакатастрофе, — продолжил строго говорить мужчина, лишь изредка сверяясь со своим бланком. — Рейс SU-13, Санкт Петербург — Москва. Впрочем, — он все так же безэмоциально взглянул на меня. — Это уже неважно, господин Ратников. Важно другое. Сможем ли мы поддерживать с вами нормальный разговор? — Он небрежным движением пригладил волосы. — Как взрослые люди. Без сцен. Понимаете?

Я осознал, что снова могу двигаться. От меня явно чего-то ждали, какого-то действия? Я коротко кивнул.

Первый шок уже прошел, и ко мне постепенно возвращались зачатки рационального мышления.

В моей голове один за другим проносились сотни, тысячи вопросов, но среди них был один единственный. Самый главный. Тот, который следовало задать первым. Тот, от которого зависело все.

Я постарался, чтобы мой голос не дрогнул.

— Что со мной будет дальше?

— Стандартная процедура для таких как вы, господин Ратников, — обнажив идеальные зубы, улыбнулся викинг. — Стандартная процедура. Ничего больше.

Я молчал, ожидая, что он скажет дальше.

— Если вы беспокоитесь о своей душе, то зря. Все будет в полном порядке, могу вас заверить. В полном порядке.

Я продолжал молчать, пока мужчина продожал говорить. Его голос был ровным, словно разговор шел о чем-то совершенно естественном, а не о моей жизни и смерти.

— Мы… уберем ваши воспоминания. Покрутитесь в Бездне чуток, а потом снова вперед. Снова в Свет, так сказать.