Его далекий предок во времена императора Нерона был внесен в проскрипционные списки и казнен за то, что во время военного похода в присутствии двенадцати свидетелей помочился, не сняв с пальца кольцо с головой императора. А другой был высажен с парусного корабля за неповиновение капитану на необитаемый остров, где и закончил свои дни в возрасте девяноста трех лет, ни разу не унизившись до того, чтобы разжечь костер или иным образом подать сигнал о спасении. Правда, Глеб Звоницкий не знал ни о том, ни о другом случае — семейное предание не сохранило подробностей этих историй. Но незнание, как известно, не освобождает от ответственности. От предков Глеб Аркадьевич явно унаследовал свойство поступать не по правилам, а так, как считал нужным, — и плевать на цену, которую придется за это уплатить!

Вот и сейчас Звоницкий стоял, держа на вытянутой руке взрывное устройство. Провода от него уходили под куртку, прямо к бьющемуся сердцу.

Глаза заложников смотрели на Глеба с отчаянием и страхом.

— У меня тут октоген, — сказал Звоницкий, нехорошо усмехаясь. — Этого количества хватит, чтобы обрушить несущую стену. А что там, за стеной? Кухня, верно? А в ней газовые трубы. Ну что? Твой ход!

— Ты блефуешь. Нет у тебя никакого октогена, — облизнул пересохшие губы его враг.

— А ты проверь! — оскалился Звоницкий.

С минуту оба таранили друг друга взглядами, наконец противник отвел глаза.

— Валяй, взрывай! Вместе сдохнем.

— Надо же, а я хотел предложить тебе выход из создавшейся ситуации, — задумчиво произнес ветеринар.

Враг вскинул голову и уставился на Глеба:

— Выход?..

— Мое сердце остановилось, мое сердце заме-е-ерло… Мое сердце остановилось… отдышалось немного и снова пошло!

— Жениться вам пора, Глеб Аркадьевич.

Ветеринар Звоницкий поднял голову и в изумлении уставился на домработницу. Варвара Михайловна, полная пожилая дама с аккуратным пучком белоснежных волос и уютными ямочками на пухлых щеках, стояла в дверях и, пригорюнившись, слушала жалобную песню в исполнении своего хозяина.

Привычка напевать во время работы, не требующей умственных усилий, появилась у Глеба Аркадьевича давно — еще в юности. Тогда студент «ветеринарки» выводил: «Я хочу быть с тобой, я так хочу быть с тобой, и я буду с тобой» — или выкрикивал: «Группа крови на рукаве, мой порядковый номер на рукаве, пожелай мне удачи в бою…» Но прошли годы, и теперь репертуар Звоницкого необычайно расширился. Наряду с оперными ариями там присутствовали: «Желтая подводная лодка», «Мурка» и «Маруся отравилась», «Интернационал», «Течет реченька по песочечку», «Прощание славянки», «Врагу не сдается наш гордый «Варяг» и множество русских народных песен, творений бардов шестидесятых, а также романсов прошлого и даже позапрошлого века.

Домработница хорошо изучила привычки своего работодателя. Она знала — если Глеб Аркадьевич мурлычет себе под нос: «На палубу вышел, сознанья уж нет, в глазах у него помутилось», — значит, неважно себя чувствует и лучше оставить его в покое. А если выводит: «Скатерть белая залита вином, все гусары спят беспробудным сном. Лишь один не спит, пьет шампанское за любовь свою, за цыганскую», — тогда все в порядке, дела в ветеринарной клинике идут хорошо. И можно подойти к хозяину с любым вопросом, даже самым неприятным, — он отнесется к этому с добродушной усмешкой, которая делает его похожим на большую собаку породы кане-корсо.

— Что вы сказали, Варвара Михайловна? — переспросил Звоницкий.

— Извините, Глеб Аркадьевич, — смутилась пожилая дама. — Конечно, это не мое дело… Но вам пошло бы на пользу, если бы вы подыскали какую-нибудь приятную женщину и не были так одиноки.

Звоницкий отодвинул в сторону будильник и отвертку и с интересом взглянул на домработницу. Будильник — жутковатого вида металлический агрегат со знаком «ГОСТ» на задней крышке — ветеринар разыскал на антресолях. Эта вещь принадлежала еще его покойному отцу. Вспомнил, как пионером просыпался под чудовищный бодрый звон, чтобы не опоздать в школу, и решил посмотреть: а вдруг получится починить? За приступ ностальгии Звоницкий дорого заплатил — вот уже три вечера подряд копался в пыльных внутренностях будильника, пытаясь разобраться, что не так в этом царстве пружин и колесиков. Ветеринаром Глеб Аркадьевич был хорошим, а вот с техникой не дружил. Так что поиски неполадок стали делом принципа, и вместо отдыха после трудового дня он упорно изображал часовщика-самоучку.

— Вообще-то я уже был женат, — хмыкнул Глеб, — и ничем хорошим это не кончилось.

Варвара Михайловна потупилась. Она была в курсе этой истории. Дело в том, что жена Звоницкого, с которой он прожил больше двадцати лет, оставила его ради преуспевающего политика. Через год после развода с Глебом Аркадьевичем случилось совсем уж страшное — рядом с ним взорвалась начиненная гексогеном машина. Не то чтобы кто-то пытался устранить именно Звоницкого — вовсе нет. Да, он работал в прокуратуре, но вовсе не был таким уж рьяным борцом с преступностью, чтобы ради него стоило так стараться. Просто Глеб оказался не в то время и не в том месте.

Целых две минуты он был мертв. А потом его откачали. Почти год он пролежал в больнице, но ничего, вышел, даже зрение восстановилось. Правда, нога почти не сгибалась в колене, и Глеб довольно долго ходил с тростью, даже машину пришлось переделать под ручное управление… Но это сущие пустяки.

Звоницкий никогда и никому не рассказывал, что же он видел там, по другую сторону реальности, но с этого дня круто поменял свою жизнь. Завершил ветеринарное образование, когда-то оставленное по настоянию жены, и открыл собственную клинику на окраине столицы. Клиника процветала — во многом потому, что Глеб Аркадьевич проводил там по четырнадцать часов в сутки и никогда не отказывал клиентам, даже самым неимущим.

В общем, в профессиональной сфере Звоницкий, как говорится, состоялся. Считая карьеру в прокуратуре, которую он сделал до взрыва, состоялся дважды. А вот с личной жизнью дело как-то не ладилось. Времени на эту самую личную жизнь катастрофически не хватало, и Глеб уже смирился со случайными романами, ни один из которых не продлился больше нескольких недель. Правда, совсем недавно Звоницкий встретил потрясающую женщину. Елена Йоффе была биохимиком, обладала приятной внешностью и чувством юмора, и Глеб уже решил было, что их серьезные отношения так же дороги Елене, как и ему самому… Но тут случилось непредвиденное. Госпожа Йоффе уехала за границу и осталась там навсегда. Ей предложили преподавание — то ли в Беркли, то ли где-то еще… Звоницкий не вникал. Главное, что их отношениям пришел конец. Да, времена «железного занавеса» остались в прошлом, он вполне мог оформить визу, сесть в самолет и спустя несколько часов оказаться по другую сторону океана… Но ведь потом все равно придется возвращаться.