Ветер Приключений

Глава 1

Легкое утлое суденышко почти бесшумно скользило по волнам в лучах закатного солнца. Далеко позади остались все еще проступающие контуры шпилей и городские огни Ауразиона, крупнейшего порта Восточного моря. Ежедневно десятки судов швартовались у его пирсов и столько же покидало мирную гавань. Тонны товаров, ценящихся по всему миру, меняли владельцев и обмениваясь на звонкие монеты. Но не удобные морские течения, не тихая бухта, сформировавшаяся после Катаклизма, и даже не железная воля жителей позволили когда-то почти полностью уничтоженной столице провинции давно павшей империи восстать из пепла отгремевшей войны.

Залогом благополучия стала мрачная громада, погруженная в вечный туман, к которой неумолимо двигалась лодочка с одним единственным пассажиром. Кладбище кораблей. Похожее издали на один из многочисленных безлюдных архипелагов с редкими, но очень высокими деревьями, это место на самом деле было последним приютом для сотен если не тысяч судов, сошедшихся здесь в одном из сражений времен Вечной войны. В те годы это место не знало тишины, городские легенды гласят, что морской бой тут кипел, не стихая на протяжении нескольких месяцев. Море бурлило, сам воздух горел под действием магии, ядра, пущенные из корабельных орудий, разрывали не только обшивку кораблей, но и само пространство…

Все кончилось в один день. Кладбище было великим, но далеко не единственным полем битвы тех времен. Где-то далеко на другом конце планеты произошло финальное столкновение сил, эту войну развязавших. Сил столь могучих, что в их бою не было победителей, лишь проигравшие. Шторм маны, накрывший весь мир, не только заставил моря выйти из берегов, он перекроил мир полностью, оставив выжившим его обитателям лишь осколки знакомой им реальности.

Когда эхо столкновения божеств стихло, пережившие его моряки на шлюпках, плотах и немногочисленных уцелевших кораблях поплыли к лежащему в руинах и затопленному Ауразиону. Озадаченные, потерявшие смысл жизни, сломленные, они пристали к берегу, увидев своих недавних врагов, не зная, что делать, ведь прежде, чем связь с центрами оборвалась, они уже получили вести о катастрофе, настигшей их мир. Столицы стерты с лица земли, страны уничтожены, война, воспитавшая целые поколения разумных, кончилась, не принеся желаемого сладкого вкуса победы, а только смерть и разрушения. Психике разумных свойственно искать решения ради выживания, и в итоге высший офицерский состав направил накопившийся и требовавший выхода гнев в сторону тех, кто все это устроил — богов, заодно подарив этому миру новое имя, которое спустя века разошлось по каждому его уголку. Домгандэйт — свободный мир или мир без богов, с одного из людских наречий.

Но оставим вопросы мира тем, кто может позволить себе о таком размышлять, и вернемся к конечной цели путешествия все той же лодки. Когда первые страсти в сердцах новых жителей Ауразиона утихли встал вопрос, как жить дальше. Что происходит в мире? Неизвестно. Как прокормить и обеспечить всем необходимым толпу разумных при том, что городские хранилища и ремесленные кварталы были либо затоплены, либо разрушены? Непонятно. Как жить дальше, если даже один из столпов реальности любого существа — магия, ведет себя странно из-за резко подскочившего ее уровня? Никто не знал. Тогда-то взор новых правителей города упал на точку на карте, в которой они провели последние месяцы их прошлых жизней. На новую житницу переродившегося города. Начался процесс разграбления, длящийся вот уже четвертый век. И именно за сокровищами все еще спрятанными под толщей воды плыл молодой шестнадцатилетний парень в своей лодке.

Русые волосы средней длины были собраны в рыбий хвост. Из одежды на нем были только белая застиранная майка-безрукавка и добротные бриджи, что впрочем не помешало ему разместить на теле четыре трехгранных метательных ножа и приторочить к поясу палаш. Из образа возможно излишне юного, но тем не менее удачливого искателя приключений выбивались, пожалуй, всего три элемента. Первые два были скомпонованы в странное ожерелье на шее, собранное из двух звеньев — резной металлической пластинки и синего камня маны, свечение которого пробивалось сквозь парусину майки. Третий и последний представлял собой дорогое даже на вид кольцо печатку, поселившееся на указательном пальце правой руки сейчас лежащей на двигателе лодки. Юноша плыл вперед, даже не подозревая, что эта рядовая, в сущности, вылазка запустит цепь событий, которым суждено изменить его жизнь полностью.

* * *

— Гидеон, не лезь, это слишком опа-а-асно. Гидеон, не надо, моя практика приносит достаточно денег для того, чтобы мы втроем с Айлой жили в доста-а-атке. А то, что кабинет ей, по совести, удалось оборудовать только на выручку с моих первых серьезных рейдов, мы мигом забыли, да? — наверно не очень по-взрослому будет поносить собственную мать в разговоре с самим собой, особенно имея в совокупности под пять десятков лет жизни за спиной… Но поделать я ничего не мог. Раздражение, копившееся последние месяцы, рвалось наружу, и если для подросткового бунта я был слишком стар, то для стариковского брюзжания ситуация подходила в самый раз.

Нет, формально я, по сути, и был подростком, но ментально… Хотя стоит наверно рассмотреть ситуацию еще раз. В очередной раз я бы даже сказал. Шестнадцать лет назад в семье лишь слегка примечательных беженцев, прибывших в славный портовый город Ауразион в поисках лучшей жизни, родился первенец, которого счастливые молодые родители назвали Гидеоном. Гидеон Иргар — это я. Конечно, по мнению матушки мое имя имело куда больше составных частей, но на момент моего осознания себя даже имени и фамилии было много для ребенка, приблизившейся в плотную к социальному дну женщины с двумя детьми на руках. Не суть, самым, пожалуй, интригующим моментом в моей истории является тот факт, что прежде, чем стать Гидеоном я не плохо справлялся с тем, чтобы жить жизнь Лаврентия Анатольевича Морозова. От которого во мне было сейчас на порядок больше, чем от Гидеона, каким бы он мог быть без моих воспоминаний. Реинкарнация, перерождение, попадание, воспринимайте это, как хотите, имел место сложившийся факт — в возрасте шести лет, пройдя сквозь тяжелую лихорадку, я осознал себя не только Гидеоном, но и Лаврентием.

До этого печального факта я жил достаточно беззаботной жизнью, но открыв глаза в тот день, мир предстал передо мной под совершенно новым углом. Жизнь Лаврентия Анатольевича тридцати двухлетнего карьериста кончилась, был да весь вышел, как говорится, теперь был Гидеон. Мне не являлись высшие силы, не давалось напутственных речей