После окончания школы я поступила на юридический факультет, хотя мне хотелось учиться актерскому мастерству. В детстве я мечтала стать актрисой. Заходя в зал кинотеатра, когда гас свет, я видела себя на экране. Мне представлялось, что однажды мое имя развернется на весь экран в начале какого-нибудь фильма. Я слышала, что в Академию актерского мастерства, кино и телевидения очень сложно поступить, поэтому даже и не пыталась. Но все же во мне теплилась надежда, мне все время казалось, что в один прекрасный день каким-то чудом перед моей дверью появится кто-то и скажет: «Мы обратили на вас внимание в одном заведении и хотели бы, чтобы вы играли в нашем фильме». Типично детские фантазии. И еще я мечтала о деньгах, которые бы пришли вместе с фильмом и известностью, о красивой жизни, которая становится доступной благодаря деньгам, о путешествиях. Теперь я знаю: жизнь это что-то другое.

Было лето 1991 года, все, кто мог, сбежали из Белграда, кто в Грецию, кто на Черногорское побережье. В конце июня я уехала с подругой в Будву и вернулась через семь дней, получив сообщение: меня ждала хорошая работа в бутике, расположенном в одном из элитных белградских отелей. Я вернулась в переполненном поезде, потная и уставшая, так что владелец бутика долго меня разглядывал, не веря, что перед ним та девушка, о которой ему говорил мой сосед Српан. Поезд опаздывал, и я сразу с вокзала отправилась на встречу. Предстала перед хозяином бутика в широком невзрачном платье, на лбу повязка, собиравшая засаленные волосы, на ногах шлепки. Неудивительно, что он был разочарован. И все-таки он сказал, чтобы я привела себя в порядок и зашла в понедельник.

За выходные я как следует выспалась и в тот понедельник надела узкую мини-юбку и тонкую итальянскую маечку, в которой выпирали мои большие груди. Промытые волосы, пышные, как обычно, напоминали гриву. Когда я около одиннадцати часов появилась в дверях бутика, его хозяин, три дня назад смотревший на меня почти с отвращением, вытаращил глаза, повторяя как заведенный: не могу поверить, не могу поверить. Он сказал, что вместо обещанных трехсот марок в месяц я буду получать пятьсот, «а может, и немного больше, зависит от того, как ты себя покажешь на работе». Я знала, что это может означать, и мое предчувствие подтвердилось уже на следующий день, когда хозяин бутика, Зоки, открыто начал увиваться за мной. Он не был уродлив, но что-то в нем меня отталкивало. Я была совершенно равнодушна, и кофе, выпитый с этим мужчиной, каждый раз вставал поперек горла, но… с чем-то приходится мириться. Он проявлял терпение. Настаивал, чтобы я всегда присутствовала на его встречах с партнерами по бизнесу, где бы они ни проходили – в бутике или в городе. Думаю, что в мое отсутствие он выдавал меня перед ними за свою любовницу. Этим все и ограничивалось, если не считать намеренно долгие прикосновения, которыми меня встречал шеф Зоран. На большее он не осмеливался, наверное потому, что чувствовал мою оборонительную позицию по отношению к нему. Все же ему было важно, чтобы в бутике кроме двух других девушек была одна очень привлекательная, такая как я.

Где-то в конце августа того же года произошло то, что изменило мою жизнь, а в дальнейшем – и все мои представления о ней. Я – молодая, яркая, очень привлекательная (по крайней мере, так говорят люди), но в какие-то моменты я чувствую, что жизнь кончена, все происшедшее за эти несколько лет, как огонь, спалило мое будущее.

Я помню, как будто это было вчера. Около полудня прошел дождь, настоящий короткий летний дождь. Белград выглядел свежим, умытым. Я собиралась после четырех идти домой. В бутике никого не было, кроме меня и еще одной девушки, Майи. Прозвенел колокольчик у входной двери. Я собирала свою косметичку и не обратила внимания, кто вошел. Было слышно, как Майя сказала: «Добрый вечер», – ив ответ что-то, как будто иностранная речь. В зеркале я мельком увидела человека средних лет, темнокожего, с черными волосами. Он вызывающе смотрел на меня. Я обернулась и увидела этого господина, которого сразу записала в индусы или арабы. Продолжалось это долго. Майя разговаривала с другим посетителем, которому было не больше тридцати лет. Перед полкой с рубашками она пыталась объяснить ему что-то на английском языке, но исключительно скромные познания не позволяли поддержать даже простейшую беседу. Я вызвалась помочь. Посетитель был приятно удивлен. Он спросил меня, где я так выучила язык, не веря, что я никогда не жила ни в одном из больших европейских государств. Я действительно отлично владею английским. В разговор вмешался и тот темнокожий господин, из чего я сделала вывод, что они знакомые или приятели и пришли вместе.

Они купили две рубашки, но медлили и не уходили из бутика. Когда я сказала, что иду домой, оба, почти в один голос, сказали, что хотят пригласить меня в кафе, отблагодарить за гостеприимство и терпение и как-то «оплатить» мое отличное знание английского языка. Мы прогулялись до веранды одного маленького кафе-бара. Там было всего несколько столиков, но нам не мешали ни шум, ни толчея. Они рассказали, что в Сербии уже девять дней, что они представляют одну успешную торговую фирму из Италии, которая владеет сетью универмагов и эксклюзивных бутиков по всей Европе и в нескольких арабских странах.

Беседовать с ними было приятно, чего не скажешь о моих белградских знакомых, чьи россказни, сплетни и безделье мне уже порядком надоели. Оба эти господина держались безупречно, по-джентльменски, мне казалось, будто они являются частью того, о чем я мечтала: они пришли из моего воображаемого мира, простиравшегося куда-то далеко, мира с пальмами, солнцем, прозрачным морем и длинными песчаными пляжами. Мы сидели почти два часа, и, перед тем как расстаться, тот, что помоложе, пригласил меня на следующий день, если у меня найдется время, пообедать с ним в «Интерконтинентале». Я согласилась. Даже сейчас не смогла бы сказать, почему я не подумала о том, что завтра в это время я работаю и что речь идет об иностранцах. Я выпалила, что приеду около двух часов в Новый Белград, пусть они ждут меня там перед «Интерконтиненталем».

В бутике не было Зорана, а Майя без лишних вопросов согласилась заменить меня на два-три часа. Я села в такси (помню, это было беотакси; шофер немного старше меня, с длинными волосами). Несколько раз он пытался завести разговор, но я была не расположена к беседе. На самом деле мне не хотелось общаться с этим парнем. Боже, если б тогда у меня была голова на плечах, если бы я смогла предчувствовать, что меня ждет, я бы попросила его свернуть направо к бывшему ЦК, отвезти меня к одному из плавучих ресторанов на Саве и мы, почти ровесники, пробыли бы там до вечера. Судьба распорядилась иначе. И представьте себе, когда мы проезжали по Бранкову мосту, на том спуске у светофора, на повороте на Земун, перед нами произошло ДТП, какая-то небольшая цепная авария. Мой таксист кое-как проскочил, потому что полиция еще не приехала. Сейчас я объясняю это как знак, предостережение какой-то высшей силы, что нужно вернуться, что не разумно следовать тем путем, по которому я пошла.

Для меня тогда не было ничего важнее стремления в два часа быть перед «Интерконтиненталем». Все произошло так, как мы и договаривались. Они вдвоем ждали у входа. Тот, что постарше, даже не позволил мне заплатить за такси, быстро подошел и расплатился. Как я заметила, он дал в несколько раз больше, чем нужно. В ресторане я узнала, что араба зовут Хафез, а второго, который был американцем, Майкл. Я не помню, что мы ели, но хорошо помню, что пили мы французский коньяк, а потом какое-то португальское красное вино. Бокал-другой спиртного ничего особенного, кроме приятной легкости в голове и во всем теле, у меня никогда не вызывали. После мороженого Майкл завел речь, в которой главным объектом обсуждения была я. Мол, как жаль, что такая красивая и привлекательная девушка пропадает в стране, где уже начались межнациональные распри, что мое место в прогрессивном, богатом мире, где я буду жить лучше и красивее, что в Белграде (то есть в Югославии) у меня нет будущего, которого я заслуживаю, и все в том же духе. Я кивала головой, как последняя дурочка, пожимала плечами, соглашаясь, что у меня нет выбора.