Добыслава как раз шепталась с мужем когда за ней прислали.

— Что, не глянулся нашей княжне заксонский крулевич? — С тревогой спрашивал Богувер.

— Не глянулся, — вздыхала Добыслава.

— Ну и зря. Сразу видно, серьезный мужчина, воин. Не какой-нибудь сопляк.

— То-то и оно… — Добыслава снова вздохнула.

— Я тут с заксами переговорил на досуге, — продолжал Богувер, — дружинники ихние на него только что не молятся. Говорят, крулевич за своих — в огонь и в воду. Ну, и они — за него, понятное дело.

— Ой, Богусю, ну разве ж девице молоденькое это важно?

— Да не такая уж и молоденькая, понимание какое-никакое быть должно. Мы с заксами, можно сказать, только лет пять тому окончательно замирились. И теперь что же, все насмарку, потому что крулевич капризной девице рожей не вышел?

— Не кипятись, Богусю, — попыталась остудить мужа Добыслава, — уж как-нибудь…

Что хотел ответить воевода Богувер, осталось непонятно, потому что в дверь постучали. Выслушав посланницу, воеводина вдохнула и принялась укладывать под чепец тяжелые косы В покояъ княжны на нее уже накинулась нетерпеливая Мерана. Что ж так долго, там же княжна замерзает?

— Если б вправду замерзала, не сидела б на ветру. — Сказала, как отрезала, Добыслава. — А быстрее так и так не шло. Вы ж меня, считай, из постели вытянули. Так что же мне, простоволосой по чужому замку бегать из-за того, что вы тут всем скопом с одной княжной управиться не можете?

Меране ничего не оставалось, как молча поджать губы. Как ни крути, возразить нечего. Махнув рукой и что-то бормоча про девиц, которым перед свадьбой успокоиться бы, пани Мерана ушла на покой. Ее время было с обеда до вечера, а ночью в покоях княжны спала нянька.

Добыслава, тем временем, велела девушка принести горячего травяного взвара с медом. А потом отправляться спать. «Нечего тут толпиться, завтра тоже день будет». Дождавшись, пока все уйдут, воеводина стянула прямо с постели теплое одеяло и, выйдя на балкон, молча обмотала им княжну.

— Ты чего, тетушка? — Встрепенулась было Либуше. Но одеяло скидывать не стала, наоборот, замоталась поглубже.

— А ничего, — нарочито беззаботно ответила Добыслава, поплотнее запахивая на груди шаль. — Сорок твоих я разогнала по покоям. Ну, скажу я тебе, если б в моих покоят такая толпа народа топталась без дела, я бы не только на балкон, я бы еще подальше сбежала.

Две княжны немного посидели в тишине. Дождавшись горячего, Добыслава закрыла за чернавкой дверь и снова вернулась к Либуше.

— На-вот, попей. А то совсем, небось, закоченела. Не ровен час, сляжешь перед свадьбой, что делать тогда? А и не сляжешь, хороша будешь — невеста с красным сопливым носом. Хочешь, чтобы все королевство запомнило тебя такой?

— Ой, тетушка… — Либуше хотела что-то сказать, но оглянулась и только махнула рукой. Добыслава одобрительно кивнула племяннице. Правильно, мало ли, кто там этажом выше или ниже у приоткрытого окна стоит? Вместо этого воеводина начала рассказ, неспешно прихлебывая из своего кубка.

— Знаешь, у вас с крулевичем хоть время было, чтобы привыкнуть к мысли о свадьбе. Да и в возраст ты не вчера вошла. А я заневеститься не успела, как меня от мамки забрали и мужу вручили.

Бабка твоя, не к ночи будь помянута, постаралась, сосватала. Хоть и не в самом дворце нас тата держал, а обок столицы, все одно мамка моя и мы ей всю жизнь костью поперек горда были. Тут как раз у глинян неспокойно стало, а они, ты знаешь, на самой границе сидят. Вот она и присоветовала. А братец, храни его боги, долго не думал. Отдал Богуверу воеводство и княжну-соплюшку в придачу. Чтобы, значит, мною к союзу привязать.

Княжна молча слушала. Глядя на теткину семью ей как-то подзабылось, что Добыслава — тоже княжна. А, значит, и замуж выходила, как по чину полагается, не по сердцу, а с пользой для княжества.

— А воевода, ему сколько лет? — Спросила не совсем то, что собиралась.

— Богуверу? Сорок третий пошел. Разница, конечно, не такая, как у вас. Зато ты своему мужу одной-единственной женой будешь, никто тебе поперед дороги не встанет. Если сама не попустишь, конечно.

— А у него… У него тоже другая есть, да? — По отцовских младших жен Либуше знала. Но самих их никогда не видела, только братьев. Ну да они от родных братьев не особо отличались, мальчишки как мальчишки.

— Была, — воеводина вздохнула. — Из глинян, хотя рода и не очень знатного. Богусь тогда как глянул на меня, зареванную, так на следующий месяц другую свадьбу и справил. Дожидался, значит, пока я подрасту.

— А что с ней стало?

— С Миловидой? Умерла. Мор у нас случился, вот и не стало ее. То ли купцы, то ли селяне беглые от заксов занесли. Не стало Миловиды. А жаль, мы с ней неплохо ладили.

Либуше кивнула, показывая, что теткину историю поняла, как надо. Ей даже стало стыдно за сегодняшнее. Устроила тут переполох, словно дитя великовозрастное! Подумаешь, муж недостаточно пригожий попался. С лица, говорят, воды не пить. Но обсуждать жениха в его же замке было немудрым. Поэтому Либуше только встала, подбирая края одеяла, чтобы не волочились.

— Пойдем спать, тетушка, — сказала она. — Зябко становится. Да и нянюшка уже, наверное, умаялась. Не те ее годы, чтобы ночами не спать.

— Спи, голубко, — вздохнула Добыслава, — и зря сердечко не тревожь. Присмотрись получше, может, чего хорошего сразу не рассмотрела. Боги всегда были милостивы к нашему роду. Не оставят они и тебя.

Либуше только невесело улыбнулась, но говорит ничего не стала. В то, что отцовские боги будут хранить ее после того, как она примет веру заксов, верилось с трудом. Ну да чего не сделаешь, если отец велит.

Следующий день начался, словно и не было вечернего переполоха. Княжна улыбалась. Была приветлива со всеми. Лишь однажды полушутя упрекнула Добыславу, когда та настойчиво стала зазывать княжну спуститься к озеру.

— Что-то не пойму я, тетушка, ты на чьей стороне?

— Так на твоей же, княжно, — тихонько ответила воеводина, бросая опасливый взгляд через плечо. Сзади их уже догоняла свита. — Или ты думаешь, старшему крулевичу иного дела нет, как только перед будущей женой красоваться? Время он тебе дает, чтобы присмотрелась, привыкла. Вот и смотри. А нет, так можешь в покоях запереться, неволить никто не станет.

Либуше ничего не ответила, только молча склонила голову в знак того, что услышала. И, дождавшись остальных, стала спускаться по крутой лесенке туда. Где берег над озером был выровнен в еще одну, нижнюю террасу.

— Куда ж ты, княжно?! — Любина кинулась вслед, на ходу разворачивая теплую шаль. — Пани Мерана нам жизни не даст, если тебя не убережем.

— Любинко, ведь теплынь на дворе стоит, — мягко упрекнула подругу княжна, но шаль взяла.

— Теплынь или нет, а ветром с озера тянет, — рассудительно возразила девушка.