— Все будет хорошо, деда?

Второй сапог был натянут, и старик поднял на внука глаза под насупленными бровями. Впрочем, на его лице уже не было того мучительного выражения, что мрачной тенью лежало на нем вчера вечером. Мальчик об этом задумываться не стал. В конце концов, ночь — время волшебства, а поутру все изменяется к лучшему.

— О чем ты?

— Мы едем в лес?

Вместо ответа дедушка взял шапку, лежавшую на кресле-качалке, и нахлобучил на голову. Мех был темно-коричневого оттенка. Дед говорил, что шапка сшита из медвежьей шкуры.

— Мы должны сделать это ради мамы.

Дед утвердительно кивнул. Голубизна его взгляда отливала сталью.

Они обнаружили, что машина стояла открытой всю ночь. Снег замел сиденья, руль заиндевел. Внутри автомобиля было даже холоднее, чем снаружи. На колени мальчик положил лошадку-качалку. Надо, чтобы мама попрощалась со своей игрушкой. На сиденье дед постелил одеяло, сказав, что так будет теплее.

— Ты помнишь дорогу?

— Да вроде… — ответил дед.

— Ты там уже бывал?

— Давным-давно, когда ни нас, ни наших дедов еще и на свете не было…

Если дед собирался рассказывать сказку, то тут же передумал и принялся протирать изморозь на лобовом стекле. И тер до тех пор, пока не смог хоть что-то разглядеть сквозь него.

— Зима — не на нашей стороне, но я вижу, что ты, внучок, не против отправиться на поиски приключений.

Его слова взволновали мальчика, так как он никогда не участвовал в приключениях, настоящих приключениях, таких, какие, как ему казалось, выпали на долю деда. Фотографии на стенах квартиры намекали на существование таких же интересных и героических историй, как и сказки, которые дед рассказывал на ночь. Вот только мальчик не умел разгадать эти истории, запечатленные на старых снимках.

— А если мы проголодаемся?

Старик похлопал рукой по карманам.

— Я прихватил с собой «ангельские крылышки».

Городские улицы утопали в рыхлом снеге. Дедушка сказал, что вот-вот он совсем растает. То, что он поспешил со своими прогнозами, вскоре стало очевидным. Как только машина отъехала подальше от рядов мрачных многоэтажек, сугробы по бокам дороги начали расти, а на проезжей части образовался слой льда, как на реке.

Мальчику было боязно покидать пределы города. Город — это школа, дома и квадратные километры остановленных, полуразрушенных заводов, на территории которых ему не разрешалось играть. В некоторых местах, мальчик это знал, лес начал наступление на город — складывалось впечатление, что его улицы и площади сжаты со всех сторон гигантской стеной сосняка. За городом не было ничего, кроме темных зарослей деревьев и просек между ними.

Дорога извивалась по лесу подобно гигантскому белому червяку. По обеим ее сторонам росли ели, но в глубине леса можно было встретить дубы, буки, ясени и ольху. Где-то в чащобах по-прежнему вздымаются в небо старые-престарые дубы, окутанные легендами и обладающие именами. Дедушка рассказывал, что где-то в соседней области есть Чумное дерево, ставшее в древности кормильцем маленького княжича, когда мор косил людей в его землях. Где-то в чащобах растут дубы, названные в честь битв, а также царей и императоров, чьи государства уже давно распались, но мальчик знал, что ему никогда не суждено их увидеть. Лес простирается во все стороны до самого конца земли. Если углубиться в него, никогда не найдешь дорогу обратно. Мальчик считал путешествие в глубь леса интересным приключением, но мама ушла в мир иной, а он дал ей обещание никогда не покидать деда.

Они проехали много километров по трассе, когда дедушка нажал обутой в сапог ногой на педаль и развернул машину на уходящую в глубину леса дорогу. Над ними смыкались отяжелевшие от снега ветви деревьев, образуя импровизированную крышу, и дорога не была засыпана снегом, если не считать легкой пороши из крошечных кристалликов льда.

Мальчик снял варежки и принялся дуть на пальцы, согревая их.

— Ты не проголодался?

— Нет.

— Надо было прихватить с собой супа в банке.

— Я не люблю суп.

— Даже мамин?

— Какой?

— Капустняк, — улыбнувшись, напомнил дед.

Мальчик опустил голову, немного помолчал и вполголоса признался:

— Мне он никогда не нравился. Я врал маме, когда хвалил ее капустняк.

— Зачем же ты это делал?

— Маме нравилось его готовить.

— Я тоже могу сварить тебе суп.

— Такой, как у мамы, не сможешь.

— Такой точно не смогу, — согласился дед.

Они углубились в лес, и автомобиль поехал медленнее. Стекла изнутри начали покрываться инеем, и приходилось время от времени протирать их рукавом. После этого некоторое время было видно, куда они едут.

— Где-то недалеко отсюда, — пробурчал дед.

— Здесь?

Голос старика дрогнул, и мальчику показалось, что дело не только в царящем в машине холоде. Он не сводил с деда глаз, но тот, согнувшись над рулем, глядел на дорогу сквозь все уменьшающийся участок свободного ото льда лобового стекла. При этом он, казалось, даже ни разу не моргнул.

Съехав наконец на обочину, дедушка выключил двигатель прежде, чем машина остановилась.

— Приехали, внучек. Мы тут не заблудимся.

Теперь мальчик понял, почему дед не хотел сюда приезжать. У этих деревьев, казалось, были лица, как у людей. Они хмурились и, обступая машину со всех сторон, искоса смотрели на непрошеных гостей. На вершине некоторых расселись стаи птиц, которые уставились на людей черными бусинками глаз.

Мальчик выбрался из машины, и лютая стужа безжалостно набросилась на него. А деревья застыли неподвижно и смотрели. Мальчик едва не поддался панике. Дед стоял между деревьями. Когда их взгляды встретились, внук увидел, что лицо старика побелело, напоминая цветом сосульки, свисающие с заиндевевших ветвей.

— Все хорошо, деда?

— Перестань мучить меня вопросами! Мы быстро со всем покончим и вернемся домой.

Дальше они пошли пешком. Дед торопился, делая гигантские шаги и постоянно чуть опережая внука. Тропинка вела их в лесную чащу, но, несмотря на нависшие над головой ветви, здесь было удивительно светло. Свет многократно отражался от снежного ковра, покрывавшего землю. Лес своим видом напомнил мальчику кладбище. Подходящее место для последнего пристанища.

— Урна! — вдруг воскликнул дед. — Стой здесь!

И он припустил по своим следам обратно к машине.

Мальчик остался один. Он стоял на тропинке, наблюдая за поднимающимися изо рта клубами пара. Кончики носа и ушей покалывало. До сих пор он и представить не мог, как звучит настоящая тишина. Мальчику казалось, что кашляни он, и это навсегда нарушит скрытую гармонию леса. Тогда черные птицы поднимутся с вершин деревьев, а потревоженные звери выскочат из своих нор.