людей-то едят. Ну, что касаемо голов, так это, говорят, — байки. Головы у них, как у всех прочих, зато нрав чисто собачий. За нрав-то их песьеглавцами и прозвали.

Ну, купил этого мужика один тамошний хозяин и определил на конюшню, к лошадям. У него как раз тройка была — кобыла и два мерина. И ходил за ними допреж того тоже русский один, купленный человек. Три года ходил, а после зарезал его хозяин, а себе нового достал. «Пусть, — думает, — лошадок покормит да и подкормится малость, а после и сам на корм пойдет».

А русский, хоть и знает, что ждет его беда, да делать ему нечего: не убежишь, не спрячешься! Живет помаленьку.

Вот как-то раз поехал с ним хозяин в лес. Приехали, выпрягли лошадей и показывает ему старик место под большим деревом. Копай, мол, тут яму!

Что ж, рыть — так рыть! Вырыл он яму широченную, глубоченную, ну, чисто могилу, а хозяин спрятал в ту яму эдакую машину булатную, навел ее и говорит:

— Ну, русский, полезем на дерево!

Влезли. Достает хозяин из кармана дудочку и начинает тонехонько, тихохонько высвистывать.

И вот, видят, ползет к ним змей, как говорится, по́лоз, да такой огромадный, ядовитый, что трава под ним горит. Наполз он на эту яму, где они машину-то схоронили, и тут хозяин как дернет за веревочку! Стукнули булатные ножи, и пересекло змея надвое.

Хозяин сейчас с дерева долой, велит русскому рубить змея на части. Тот перерубил. Хозяин кажный кусок перемыл и склал в кадку для ветчины (там это не в диковинку, что змея солят. Народ такой — и собак, и кошек ест, и змеевиной не брезгует). А один кусок дал русскому и сказал варить.

Русский взял, положил этот кусок в котел, налил воды — закипела вода, как на огне. Хозяин говорит русскому: «Слей наземь». Он вылил воду на траву, трава ажно до земли выгорела. Такой, стало быть, в той воде яд был.

А песьеглавец опять приказывает: «Наливай другую воду!» И та вода закипела.

«Выливай!» — Вылил. Смотрит — на этот раз трава пожелтела, высохла, а не сгорела.

— Ну, наливай третью воду, сыпь крупу, да вари кашу!

Ему что? Человек подневольный — сварил.

— Снимай котелок! Подавай!

Он подал.

Взял хозяин ложку и давай эту кашу уплетать, сольцой и то не посолил.

Убрал весь котелок, остались в котле одни пригарки. Он и говорит русскому:

— Возьми, русский, вымой этот котел и чисто выскобли. Только смотри — крупинки не съешь! А как поешь — так и знай, — умрешь. Вам, русским, это не годится.

Русский говорит:

— Да у нас в Расее этого и не видано, а не то что есть. В рот не возьму…

Достал хозяин войлок, подушку, положил под дубом и лег отдыхать. А русский пошел к воде котел мыть. Идет и думает: «Смерти не миновать. Как того зарезал, так и меня зарежет. Дай попробую!»

По русскому образованию перекрестился и давай эти пригарки убирать. Отскоблит корочку — и в рот, отскоблит — и в рот.

Дочиста все съел, и мыть не надо стало.

И только он последнюю корочку прибрал, смотрит — что такое? Стало ему все понятно, все разговоры, что звери, птицы, скоты всякого звания промеж себя ведут. Как есть все уразумел. Засмеялся он. «Вот, — думает, — какая хитрость! Вам, русским, это не годится! Ишь ты! Ну, теперь мне главное дело, чтобы хозяин про это не прознал»!

Вымыл он скорее котел, отнес на место и поставил под повозку, а сам сел на пенек, про свою судьбу думает.

Вдруг и слышит, — говорит кобыла сыну своему мерину:

— Что это хозяин долго спит? Ведь нам ехать далеко.

А хозяин сразу и проснулся.

— Да, — говорит, — пора! Русский, давай лошадей, поедем!

Русский привел лошадей. Запрягли. Кадку с этим мясом змеиным на повозку поставили. Сели себе и поехали ко двору.

Под вечер добрались до места. Русский сейчас лошадок отпрег, прибрал их, корму задал.

Уж и спать давно пора, а он все ходит возле них, холит, чистит. Ему с лошадками-то хорошо: лошадки и здесь будто свои, будто русские… Никакой разницы нет.

И вдруг опять слышит он, — говорит меньшой мерин старшому:

— Вот попадаются люди добрые, да недолго живут. Тот, — говорит, — за нами хорошо ходил (это которого зарезали-то), а нынешний еще лучше ходит — и покоит, и жалеет!..

А старшой присунулся к нему и говорит, будто на ухо шепчет:

— Как он ни старайся, как ни служи, а заслуга та же будет. Зарежут словно барана.

А русский стоит себе и слухает, как меренья разговаривают.

Вот старшой опять говорит:

— Кончится этот месяц, и созовет к себе хозяин гостей. Праздник у них будет. Тут нашему конюху и конец, как тому было. Небось, помнишь?

А меньшо́й опять:

— Знал бы это русский да сел бы на меня, я б его на ихнюю границу вывез! Жалко мне парня.

Старшой мерин мотнул головой и говорит:

— Нет, ты не вывезешь! А вот я вывезу, коли он на меня сядет.

Тут мать ихняя, соловая кобыла, как топнет копытом, ажно искры полетели.

— Зря хвалитесь! На кого он ни садись, вы оба пропадете и его погубите. Нагонит вас хозяин и в куски изрубит. Вот если б он знал да на меня сел, я бы его вывезла. А ваш разговор пустой.

Пошел русский из конюшни. Идет, а сам думает:

— Ну, погляжу, если и вправду ихние слова сбудутся, и хозяин на тот месяц гостей созовет, сяду я на кобылу и попробую — не вывезет ли?

Вот и кончается месяц. По дому суета пошла, то, другое стряпают — пекут, солят, пиво варят — значит, ждут гостей.

И вправду стали гости съезжаться. Только одного какого-то нет, не приехал.

Хозяин и говорит русскому:

— Заложи мне одну лошадь, я сам за ним поеду.

Ну, русский-то и рад — заложил меньшего мерина, проводил хозяина со двора, а сам скорей в конюшню, оседлал кобылу да и поскакал на свою сторону.

Немного времени прошло, воротился хозяин домой. Только он во двор, а старшой мерин и говорит меньшому:

— А матушка-то наша убежала и русского увезла!

Хозяин сейчас в конюшню, оседлал свежую лошадь и погнал вдогон за ними.

Услышала кобыла топ и говорит русскому: